Ярослав Бабкин - Приключения человека в шляпе

– Хеммет Синклер, – представился тот, широко улыбаясь, – репортер, охотник, искатель приключений. Вообще-то мое имя Хамнет, его мне дали увлекающиеся английской историей родители, но я почти не встречал людей способных это выговорить.

– Вы англичанин?

– Почти, новоангличанин, из Бостона. Но последнее время больше живу в Испании и работаю на Лондонскую прессу. Так что при желании можете считать меня испанцем или британцем.

– Летите во Францию, Италию или Египет?

– В Александрию. Редакционное задание. А Вы?

– Я тоже. Но уже по делам науки.

– Вы ученый?

– Скорее учитель, – я не очень рвался посвящать случайных попутчиков в детали своей миссии, – преподаю древние и восточные языки. Наш разговор прервал хрипловатый голос капитана, искаженный репродуктором.

– Спешу уведомить уважаемых пассажиров, что «Виллем Оранский» вошел в воздушное пространство Франции.

– Вот за что ценю цеппелины, – заметил Хеммет, выглядывая в иллюминатор, – никакой многочасовой мороки на каждой пересекаемой границе. При моей профессии это экономит просто кучу времени… Мне послышалась в его словах какая-то недосказанность, но я не придал ей тогда никакого значения. Вместо этого я разглядывал медленно проплывавшие под серебристым брюхом цеппелина лесистые вершины Арденн и пребывал в совершенно расслабленном и философском расположении духа.

К Парижу мы подлетели только вечером, а поскольку таможня оказалась уже закрыта, то пришлось ждать до утра. К счастью «Виллем Оранский» предоставлял пассажирам достаточно комфорта. Вернувшись в каюту, я застал полковника Левинского за подробным разбором какой-то из статей. Он что-то бормотал себе под нос и поминутно выписывал особо заинтересовавшие его моменты в блокнот. Увидев меня, он оторвался от конспектирования и поспешил поделиться впечатлениями.

– Вы просто не представляете какие неожиданные идеи выдвигает этот англичанин…

– Неужели? – меньше всего меня в этот момент интересовали идеи очередного гения-теоретика предлагавшего какие-нибудь «лучи смерти» или «ныряюще-летающие миноноски». Куда как больше я мечтал добраться до подушки. Но остзеец не сдавался.

– Что Вы думаете о панцервагенах, тех, которые Вы по какому-то странному недоумению назвали танками? Я пытался не поддаваться на провокации и решительно направился к койке.

– А что о них думать, сундук на гусеницах…

– Ну а все же? Я остановился на полпути к вожделенному отдыху, и пояснил:

– Все зависит от того с какой стороны фронта. Если с нашей, то чертовски полезная штука, а если с чужой, то такая заноза в…в этой самой… в общем, ничего хорошего.

– Нет, я не о том. Понимаете, все считают танки лишь средством преодоления полосы обороны, а ведь это совсем не так. Я и сам много об этом думал. Стараясь не обидеть полковника, я по возможности симулировал глубокую

заинтересованность в его танковых фантазиях, но бочком и аккуратно добрался таки до койки, и начал готовиться ко сну. А он тем временем развивал свою мысль дальше.

– А на самом деле танки это средство глубокого маневра. Только представьте себе эту картину: аэропланы обрушиваются на вражеские центры связи и управления, парализуя любые сообщения, пехота взламывает оборону, а колонны скоростных танков врываются в его тыл, действуя по заранее намеченным линиям наступления, эдаким «танкоулицам», рассекая его боевые порядки, парализуя волю к сопротивлению и сея панику. Я почти уверен, что таким образом можно делать по десять – двадцать миль в сутки, да что там, все пятьдесят! Я оторвался от расстилания постели и с сочувствием посмотрел на увлеченного

стратега. Его глаза пылали, на лице застыло восторженное выражение, казалось, он

уже видел себя на головном панцервагене, врывающемся в глубокий тыл противника и захватывающем мосты и города… Но предложить ему принять успокоительное, было бы явно не вежливо. Бедняге положительно стоит обратиться к доктору. До войны в Вене я знавал несколько прекрасных специалистов… Ну да ладно.

– Нет, вы не понимаете, – продолжал развивать охватившую его идею Левинский, – в

прошлой войне проблема была не в прорыве обороны, как всем кажется, а в том, что обороняющийся успевал построить новую быстрее, чем наступающий ее прорывал… Тут я уже не выдержал.

– Поздно уже, давайте-ка лучше спать, полковник.

Конечно, это было не очень-то по-джентельменски так прозаично обрывать полет его фантазии, но он задел больную тему. Напрорывался я обороны в ту войну… до сих пор, ощутив запах прелого сена, вздрагиваю и начинаю судорожно хвататься за правую ягодицу, где по уставу должна была находиться сумка с противогазом… А уж что иногда по ночам снится, лучше и вовсе не вспоминать.

– Да, да конечно, извините, – спохватился полковник, – просто это давний спор с товарищами по оружию, вот я и увлекся.

– Да ничего, я тоже погорячился, – перспектива, наконец-то лечь спать, придала мне добродушия. На следующее утро Эрык Левинский удалился навстречу своей судьбе, а на борт поднялось несколько новых пассажиров. Одного из них я узнал сразу – высокий худой шатен с моноклем в правом глазу и в безупречном темном костюме в тонкую полоску. Жиль Гастон дю Понт. В определенной степени мой коллега… И один из

идейных врагов. Охватившее после великого кризиса Францию поветрие везде и всюду видеть римское влияние сказалось и в науке. Возможно, тут есть и что-то личное. Слишком уж упирали итальянцы на эту идею, когда разваливали Тройственную монархию. Нет, я не в восторге от того, что представляла собой Апеннино-Дунайская держава Виттельсбахов накануне своей гибели, но я все же там родился…

Но не буду морочить Вам голову всеми этими научными и политическими дискуссиями. Скажу кратко – наши с дю Понтом разногласия носили глубоко принципиальный

характер и частенько сопровождались бурной полемикой в специальных изданиях… В общем, я не имел ни малейшего желания находиться в его компании. Париж в то утро был восхитителен. Его не смогли испортить даже грандиозные небоскребы, массивными глыбами возвышавшиеся вокруг исторического центра. Пока

цеппелин маневрировал над мировой культурной столицей, практически все пассажиры прильнули к иллюминаторам. И скажу вам честно, там было на что посмотреть… Когда город окончательно скрылся на горизонте, все вернулись к обычным занятиям

– разговорам обо всем и одновременно ни о чем конкретном. Мы с дю Понтом заняли стратегически выбранные места на противоположных концах кают-компании и демонстративно расположились спиной друг к другу. Но долго это продолжаться не могло. Жиль был слишком известен среди широкой публики и не прошло и получаса