Валерий Елманов - Не хочу быть полководцем

Но если Ицхак что-то решил…

— Вот за этим я тебя и искал, — перебил меня купец. — Мне нужно точно знать, когда я должен покинуть город. Тот раз ты назвал дату казни, и она произошла день в день. Или в этот раз ты просто видел пожар, и все?

— Двадцать четвертого мая, — сказал я. — С утра. С самого утра. А теперь считай сам, но помни, что все ворота в Китай-городе закроют гораздо раньше. Рассчитываешь успеть?

— Рассчитываю, — кивнул Ицхак. — Я уже переговорил с несколькими, намекнув, что предложили выгодное дело, но у меня нет такого количества рублей, поэтому хотелось бы перехватить у них всего на месяц под резу в десятую деньги. И переговорил, и получил согласие. Но я понимаю, что за все в этой жизни надо платить, — тут же заторопился он. — Даже за видения. Особенно за видения, — сразу поправился купец. — Я отдам тебе каждую сороковую деньгу от общей суммы взятого мною в долг, если ты… — И осекся, глядя на мое мрачное лицо. — Мало? — неуверенно спросил он. — Ты хочешь больше? Ладно, пусть будет каждая двадцатая, — торопливо выпалил Ицхак. — Это очень много, поверь.

Я вздохнул. Объяснять, что меня сейчас гораздо больше интересует другое, бесполезно. Не поймет. Сделает удивленное лицо и заявит, что любовь деньгам не помеха, скорее наоборот. И вообще, деньги — лучшее подспорье для любви. И я вяло махнул рукой:

— Согласен, — надеясь, что теперь-то уж мы точно перейдем на интересующую меня тему, но… не вышло.

— Вот только их надо еще вывезти или спрятать как следует. Вывозить опасно, ты сам только что о том поведал, значит… — Ицхак сделал паузу и вопросительно уставился на меня.

Я молчал, не понимая, куда он гнет. После минутной паузы он не выдержал и внес предложение, которое я вначале воспринял как шутку. Нашел мужик местечко, нечего сказать. Подворье князя Воротынского. Вот те раз.

— А в благодарность я вывезу всех его людей из города, — журчал Ицхак, уговаривая меня. — Получится, что всем благо — тебе, мне, князю и даже им самим.

Получалось логично, но, едва представив, как буду говорить с Елизарием, я снова решительно замотал головой.

— Разве твоя Маша не стоит жалкого разговора с дворским? Тем более ты князь, хоть и фряжский.

Про Машу это он зря. Нечестная игра. Удар ниже пояса.

К тому же он до сих пор ничего не сообщил о ней. Я так и сказал ему, но Ицхак был непреклонен — вначале дела, а уж потом любовь, и чем быстрее мы обо всем договоримся, тем быстрее перейдем к разговору о княжне. Пришлось соглашаться. А куда деваться — дело-то к закату, и сколько времени мне придется потратить, убалтывая несговорчивого Андрея Тимофеевича, чтобы он покинул город, неизвестно. А без Ицхака я их и вовсе не найду.

Но предварительно я кое-что изменил в его задумке.

— Не будем впутывать Воротынского и его людей, — твердо сказал я. — Уверен, что в твоих подвалах места для серебра не меньше, чем в его, а то и побольше.

— После пожара никто из татей не осмелится лезть на подворье князя Воротынского, даже если оно окажется безлюдным, а вот на подворье, где жил бедный еврей…

— А зачем тебе вообще уезжать из города? — усмехнулся я. — Коль на то пошло, оставайся.

Он удивленно воззрился на меня:

— Поначалу я и сам подумывал схорониться у английских торговцев, но ты сказал, что люди будут гибнуть даже в каменных подвалах. Я не страшусь смерти, но мертвому деньги ни к чему.

— Они будут гибнуть от удушья, — поправил я его. — Но для того, чтобы проветрить подземелье, достаточно сделать несколько отдушин, только строго друг против друга. И на лица надо надеть смоченные в воде маски из тонкой ткани, чтобы они могли пропускать воздух. Через них дышать будет немного тяжелее, зато они воспрепятствуют вдыханию дыма. Отсидишься вместе со своими людьми и через пару-тройку дней преспокойно вылезешь.

Ицхак некоторое время восхищенно смотрел на меня, затем выразил свой восторг словесно:

— Ты честно отработал свою двадцатую деньгу. Пожалуй, ты даже заслуживаешь прибавки — с каждого взятого мною рубля я дам тебе еще две деньги.

Смешно слушать. Главное, выглядело все это чисто по-еврейски — даже в такой тяжкий час купец озаботился премиальными поощрениями, но в тоже время умеренными. Удивительно лишь, что он вообще пообещал так много — целых пять процентов. Хотя нет, подожди, ведь в рубле не сто, а двести денег, значит, десять процентов плюс еще две деньги с рубля, то есть один процент. Ух ты! Аттракцион неслыханной щедрости, да и только!

Если бы не постоянная, ни на минуту не ослабевающая тревога за судьбу Маши, я бы расхохотался, честное слово, но, памятуя о княжне, лишь деловито кивнул в знак того, что все понял, и нетерпеливо осведомился:

— А теперь поведай о главном.

— Так я уже сказал, — изумился Ицхак. — В совокупности тебе причитается двадцать две деньги с рубля. — Он удивленно уставился на мое помрачневшее от злости лицо, недоумевая, что еще от него нужно, но затем его осенило: — Ах, ты о княжне… — протянул он. — Надо было сказать сразу, а то о главном, о главном…

Оказалось, искать их вовсе не надо. По его словам, которым можно было верить, Маши сейчас вовсе нет в Москве — ни ее, ни папочки, потому что смотрины царских невест еще пару недель назад были перенесены в Александрову слободу. Вот тебе и раз! Ну прощелыга! Ну прохвост этот Ицхак! Да и я тоже хорош — и чего, спрашивается, как дурак, зациклился на Москве?!

Однако нет худа без добра. Заговорив с Ицхаком, как ему надежно укрыться на своем подворье и при этом остаться в живых, я вспомнил и о людях Воротынского — они ведь тоже оставались в городе, и нужно было их проинструктировать.

Правда, сразу поехать на его подворье у меня не получилось. Виной тому оказался все тот же Ицхак. Полюбопытствовав, пошла ли его учеба мне на пользу и в какое дело я вложил полученные от Томаса Бентама деньги, он чуть не подскочил от изумления, узнав, что мне вернули лишь часть долга, да и та никуда не вложена, а банально истрачена, пускай и не до конца.

— Глядя на тебя, я лишний раз убеждаюсь в справедливости утверждения рабби Йоханана от имени рабби Шимона бар Йохая, что сын от твоей дочери называется сыном твоим, а сын от твоей невестки не называется сыном твоим.

— Чего-о?.. — протянул я озадаченно. — А попроще нельзя?

Умеет же Ицхак поставить в тупик — как загнет, так загнет, и хоть стой, хоть падай.

— Если попроще, то кровь матери гораздо сильнее и важнее крови отца, — произнес он, скорбно взирая на меня, и, не выдержав, завопил, возмущенный моей потрясающей безалаберностью: — Любому здравомыслящему человеку, узнавшему о твоем обращении с деньгой, сразу станет ясно, что ты плоть от плоти дитя своей матери-русинки, а от отца не унаследовал ровным счетом ничего! Разве что… княжеский титул, — добавил он несколько тише и решительно скомандовал: — Едем!