Олег Таругин - Если вчера война...

— Упрямый ефрейтор мне не поверил, — неожиданно пробормотал адмирал, — а ведь я знал, что все это правда. Что ж, Судьба на вашей стороне, господин Никто. Мы знали, что этот ублюдок приведет Германию к хаосу, но даже не предполагали, что все окажется столь страшным.

— Прекратите, адмирал! — резко оборвал его собеседник. — Ещё немного, и вы захотите лично задушить фюрера. Поверьте, это не лучший выход — подумайте над этим. А теперь разрешите распрощаться. Да, и вот еще что: если все пойдет именно так, как я вам рассказал (что, надеюсь, окончательно вас убедит году эдак к сорок четвертому), вам необходимо будет сдаться в плен союзным англо-американским войскам. Нам бы очень не хотелось, чтобы после войны у вас были проблемы из-за обвинений в связях с Москвой. Впрочем, вы и сами все прекрасно понимаете. Честь имею, господин адмирал. — Кивнув, незнакомец исчез за дверью. оставив Вильгельма Канариса в состоянии глубокой задумчивости.

Новый, одна тысяча девятьсот сорок первый год Крамарчук встретил тихо и в полном смысле по-домашнему — в небольшой двухкомнатной квартире в Замоскворечье, где проживала Вера со своими родителями и младшим братом. Несмотря на опасения подполковника, Берия вовсе не препятствовал столь близкому контакту с семьей сотрудницы, скорее наоборот Юрию даже показалось, что нарком рад подобному развитию их отношений. Лаврентия Павловича вполне можно было понять: в конце концов, вечно держать полковника взаперти было бессмысленно, тем более что собственную лояльность советской власти он показал в полной мере, а сержант госбезопасности в качестве жены или любовницы уже сама по себе являлась неким «контролирующим органом». В общем, все довольны: и он больше не одинок, и под присмотром остается.

Новый год, к удивлению Юрия, праздновали более чем скромно, по крайней мере, елки не ставили, да и праздничный стол отнюдь не ломился от угощений и разномастного алкоголя. Видимо, традиция шумно и с размахом отмечать этот праздник появилась после войны, скорее всего, уже в эпоху правления Никиты Сергеевича.

Родители Верочки встретили подполковника радушно, хотя он, честно говоря, встречи этой побаивался, всячески ее откладывая. В глубине души Юрий никак не мог избавиться от стереотипа конца века: мол, затащил молодуху в постель, старый кобель, так еще и к родителям заявиться посмел! С другой стороны, кто его знает, как именно Верочка его представила. Может, просто сослуживцем или непосредственным командиром, которого из одной только вежливости неудобно не пригласить в гости.

Выслушав по радио недолгую торжественную речь Сталина (слушали, разумеется, стоя) и удары курантов, сели за стол. Выпив и закусив — Вера с матерью пили кагор, мужчины принесенный подполковником коньяк, — понемногу разговорились, предварительно отправив десятилетнего Антона спать. Разговор был, видимо, типичным для этого времени: о международных отношениях, выдающихся достижениях советского строя, открывающихся в новом году перспективах, войне в Европе - ну и так далее.

Несмотря на то что родители девушки были интеллигентами — отец преподавал в каком-то институте, занимая должность доцента, мать работала помощником редактора в типографии «Известий», — уже минут через десять Юрий откровенно заскучал и предложил Виктору, как звали Верочкиного отца, покурить. Согласился тот с подозрительной готовностью, чем слегка напряг подполковника: уж не решил ли, часом, глава семьи, что капитан госбезопасности вызывает его на некий разговор «не для чужих ушей»? Курили на кухне, слегка приоткрыв форточку. Сначала молчали, затем Виктор прокашлялся и неожиданно спросил:

— Товарищ капитан госбезопасности, можно вопрос?

— Конечно, можно. Только давайте-ка перейдем на «ты» и будем обращаться друг к другу по именам? Согласны? — Юрий протянул ладонь. Ответное рукопожатие Виктора оказалось неожиданно крепким.

— Конечно... Юрий.

— Вот и хорошо. Итак? — Крамарчук расстегнул китель на две верхние пуговицы, ослабил пальцами воротник: топили в столичных квартирах образца сорокового более чем жарко.

— Товарищ... э-э... Юрий. — Виктор бросил взгляд на неплотно прикрытую кухонную дверь, из-за которой слышалась музыка новогоднего радиоконцерта, и негромко продолжил: — Вера о вас много хорошего Рассказывала, иначе б не решился спросить. Странные вещи какие-то вокруг происходят, да и люди много чего говорят... Только в мой институт за последний месяц вернулись трое наших, гм, ну, в общем, трое наших Ранее осужденных сотрудников. И у Раечки в типографии тоже кто-то возвратился. Судимости полностью еняты, люди восстановлены на своих прежних постах, никакого поражения в правах и «сто первой» справки. И это вроде бы не только у нас происходит. Это... что — то означает? Ну, я в том смысле, это единичные случаи или... — окончательно понизив голос, закончил он.

Крамарчук расслабился: вопрос был, что называется, не опасный, можно и поговорить. Тут главное не только лишнего не сболтнуть, но и ответить так, чтобы это не выглядело дежурной отговоркой.

— Это, Виктор, означает только одно: после разоблачения и казни врага народа Ежова и ликвидации его приспешников НКВД по требованию советского правительства и лично товарища Сталина пересматривает дела репрессированных граждан, многие из которых были несправедливо и даже преступно осуждены! — Выдав столь длинную фразу, подполковник мысленно себе зааплодировал: во, завернул, прямо как с трибуны. Но дальше нужно как-то попроще, не на партсобрании, чай. — Одним словом, Ежов и на самом деле оказался мерзавцем и вредителем, и это — самый страшный вред, нанесенный им стране. Но наши органы умеют признавать свои ошибки и сейчас по мере сил исправляют их, спасибо нынешнему наркому товарищу Берии! — О том, что Лаврентий Павлович при «вредителе Ежове» тоже отнюдь не сидел без дела в родной Грузии, Крамарчук говорить, ясное дело, не собирался. — Так что никакие это не единичные случаи, Виктор, а вполне закономерные и полезные нашей Родине изменения к лучшему.

— Потрясающе. — Напряженное до сего момента лицо хозяина дома было буквально не узнать. — Право слово, это самая лучшая новость, что я слышал в последнее время! Настоящий новогодний подарок! Нет, слухи-то, конечно, ходили, да и народ вокруг того... шептался. Но слухи слухами, а вот чтобы так, можно сказать, официально?! Спасибо вам, товариш капитан, — от волнения он снова перешел на «вы».

— Ну, не то чтоб именно официально, — широко улыбнулся в ответ Юрий. — Рассказал-то я как раз сугубо между нами, а вот будет ли сделано заявление от имени правительства, честное слово, не знаю. Рангом не вышел. Так что благодарить меня не за что.