Юрий Корчевский - Стрелецкая казна

Мы радовались раздору между неприятелем и молились, чтобы бой продолжался дольше. Пусть обескровят друг друга.

В этот день крепость никто не штурмовал, ночь тоже прошла без происшествий, а утром со стены раздались громкие и радостные крики часовых:

— Уходят, татары уходят!

Народ хлынул на стены. Это зрелище было удивительным. Уходили татары, а в стороне от них — шла вторая колонна — ногайцев. Заводные лошади несли сумки с награбленным имуществом горожан.

— Ура! — понеслось со стен.

— Уходят, наша взяла.

Ворота не открывали, боясь, что неприятель вернется. Народ на площади перед собором ликовал, обнимался. Я с трудом нашел Елену, обнял.

На площади появился воевода Хабар. Отовсюду неслись приветствия. Воевода приветственно махал рукой, пожимая протянутые ладони. Увидев меня, подошел, похлопал по плечу:

— Жив? Молодец! Не надумал еще в дружину? В это время из толпы выбежал незнакомый мне мужик — я просто мог поклясться, что видел его впервые. Он указал на меня рукой и заорал: — Я узнал его — он татарин!

— Мужик, ты чего? Какой из меня татарин?

— Он, он это! Держите его, люди! Я в него из арбалета стрелял, так он пригнуться успел. Он это — вот крест! — Мужик перекрестился.

— Да какой же он татарин? Я Георгия давно знаю, — молвил воевода.

— Он это был, только в халате синем и шлеме татарском. Предатель, бейте его!

— Подождите, разберемся. Ты где вчера был?

— На Дмитровской башне, с Федором, из пушки стрелял.

— Найдите Федора.

— А что меня искать — вот он я. — Из толпы вышел Федор. — Со мной он был, вместе стреляли.

— Ну, слышал? — повернулся воевода к мужику.

— А до этого он где был? — не унимался мужик.

Народ уставился на меня. Дружинники и ополченцы — из тех, кто видел меня в бою, смотрели ободряюще, настроение у остальных было плохим. Ответь я не то — разорвут на части. Надо собраться и отвечать четко.

— На стене, у Тайницкой башни, с Михаилом.

— Найдите Михаила.

Из толпы вышел ополченец.

— Ранен Михаил, но я был там, на стене, сам видел — рубился он, нас здорово выручил, на моих глазах троих татар жизни лишил.

Воевода повернулся к мужику:

— Ну, теперь видишь, что ошибся, что напраслину возводишь? Мужик юркнул в толпу и затерялся. Толпа разочарованно загудела и стала рассеиваться. Все испортила Елена.

— Юра, как хорошо, что все обошлось! Женщина кинулась мне на шею. Воевода не успел отойти от нас и услышал ее.

— Это он — Юра?

— Он.

Воевода указал дружинникам на меня:

— Схватить, не спускать глаз, в поруб его!

— За что, Хабар? Нет на мне вины.

— Разберемся.

Двое дюжих дружинников схватили меня за руки, сняли ремень с саблей и ножом и повели в городскую тюрьму, называемую порубом. Я бы мог отбиться и уйти, но тогда больше никогда я не смог бы возвратиться в Нижний, а здесь оставалась Лена. Да и честь моя для меня была не пустым звуком. Я надеялся, что воевода разберется, хотя всем происшедшим был шокирован. Меня что — всерьез принимают за татарина? Ну или пусть за лазутчика татарского?

Меня привели в узилище — место при осаде позорное вдвойне, так как сидели здесь мародеры, грабившие убитых, воры, промышлявшие в оставленных домах. Хорошая компания для воина.

Я сел на солому в углу, задумался — что воевода может мне предъявить: свидетельство мужика, что стрелял в меня из арбалета, и главное из его обвинений — я был в татарском халате и шлеме, шел по городу открыто, татар не боясь. Для татарского лазутчика это вполне естественно. Конечно, я могу сказать, что он ошибся, тогда вопрос — почему я назвался разными именами? Можно сослаться на святцы, взяв адвокатом священника — Юрий и Георгий, в простонародье Жора — в святцах одно имя. Могут начать копать — где был во время осады? Ведь в течение почти трех суток в крепости меня не было.

При таком вопросе расскажу о схватке с татарами и освобождении наших пленных; свидетелей помню, только далеко они, в Муроме. Есть еще неувязки — как ушел из крепости и как появился вновь? Ага, в ответ — про подземный ход. Не хотелось бы называть Елену, да придется. Обычно такие секреты — тайна за семью печатями, и знают о тоннеле только строители, коих уже и в живых за давностью лет нет, воевода, посадчий и еще пара доверенных лиц. В их число я не вхожу.

И самое для меня неприятное — воевода как-то уж очень оживился при имени Юрий. Не заметна ли здесь рука князя Овчины-Телепнева?

Мои размышления прервали самым наглым образом. Возле меня стояли двое мужиков с разбойничьим харями. Один толкнул меня ногой:

— Сымай броню, тебе она не нужна.

— Сниму, когда сам захочу.

— Гля, Митяй, он не хочет. — Мужик откуда-то из рукава выхватил нож. Дожидаться удара я не стал и каблуком из положения сидя врезал ему по колену. Мужик отлетел кубарем, уронив нож. Второму я запустил кистенем в голову. Разбойник рухнул как подкошенный.

Подобрав нож разбойника, я поднялся. Отлетевший в угол держался за колено и причитал:

— Ой, убивец, калекой сделал!

Я сплюнул и отвернулся. Подросток у входа крикнул:

— Сзади! — Я мгновенно повернулся, и бросившийся на меня мужик наткнулся на свой нож — случайно. И еще два раза — уже не случайно.

Обитатели поруба уставились на меня. Не успел обжиться, а уже два трупа. Подросток заколотил кулаком в дверь:

— Помогите, убивают!

Через некоторое время дверь открылась, заглянул страж. Прикрывая рукой рот, зевая так, что были видны все зубы, страж спросил:

— Чаво?

— Вот этот — обоих живота лишил.

— Да пусть бы он вас тут всех живота лишил, гниды. Все равно завтра суд и вас вздернут, так хоть возни меньше.

Страж ткнул в меня рукой:

— Ты убил, ты и тащи.

Я взялся за ноги первого убитого, потащил из поруба.

— Здесь бросай, тащи второго.

Когда я притащил второго, страж деловито вытащил нож из тела, обтер об одежду трупа:

— В порубе не положено иметь, — и сунул себе за пояс. Оглянулся и вложил мне в руку узелок. Я развернул тряпицу — кусок хлеба и сало.

— Спасибо. Кто принес?

— Баба какая-то молодая. А мне — что, жалко, что ли? Город вас все равно кормить не будет.

Я вернулся в камеру, дверь за мной захлопнулась. Сев на солому, развернул тряпицу, медленно, не спеша, хорошо прожевывая, съел хлеб и сало. Делиться с гнидами не стал — не заслужили.

В тюрьмах и впрямь не кормили, спасали заключенных родственники, приносящие еду, или богатые соседи по камере, делившиеся передачкой. Долго в тюрьме не сидели, суд был скорый. Доказана вина — плати штраф, или, если виновен в тяжелом преступлении — определяли рабом на галеры или — прямиком на виселицу, а если вину не доказали — свободен. Не должно городу человека в тюрьме годами гноить, не разумно. Не виновен — трудись, корми семью сам, нечего нищету плодить.