Юрий Корчевский - Стрелецкая казна

— Увидел снизу, что татары одолевают, решил помочь.

— Вовремя, я уж думал — сбросят нас со стены. Со мной всего десять человек было, дружинников — трое, остальные ополченцы. В руках могут только нож для еды держать. Ловко ты их. — Михаил мотнул головой на татарские трупы. — Расчистить поможешь? Неровен час — снова полезут.

Подозвав ополченцев, мы посбрасывали трупы татар вниз, на внешнюю сторону. Чего им тут смердеть?

Но и татары в отместку засыпали нас стрелами. Одна на излете ударила меня в плечо, спасибо кольчуге — лишь отскочила. Я подобрал стрелу — наконечник широкий, стрела для незащищенного броней тела. Вопьется в руку или ногу — не вырвешь, только с мясом. Бронебойные стрелы, что кольчугу пробить могут, — узкие, четырехгранные. От них одна защита — толстый щит или крепостная стена.

Пережидая дождь из стрел за выступом стены, я спросил Михаила:

— Как вы тут?

— Ужель сам не видишь? Силы наши потихоньку тают — то стрелу кто поймает неосторожно, то вот как сейчас на стене — в рукопашной гибнут. Одна беда — татар много, им получается как в сказке — вместо одного убитого трое встают. А у нас подмоги — никакой. Воевода все силы, почитай, к Дмитровской башне бросил — там каменный мост через ров к Отводной башне. Как медом для татар намазано — лезут и лезут. Трупов ихних — горы, а все неймется. Ежели так дальше пойдет, через седмицу защищать крепость будет некому.

М-да, я не ожидал, что потери у нас так велики. Михаил продолжил:

— Пушки нас выручают, а у татар их нет, но и пушкарей помаленьку выбивают. Одно плохо — замены нет. Пушкаря быстро не выучишь, да и боятся ополченцы огненного боя; что там ополченцы — дружинники боятся.

— Я знаю огненный бой, приходилось из пушки не раз и не два стрелять.

— Так что ж ты здесь сидишь? Иди к воеводе али к Феде сразу.

— Это кто будет?

— Федю Литвича не знаешь? Это ж главный бомбардир наш, старшой у них. Сам сейчас за пушкой. На Дмитровской башне он, самое пекло там.

— Пойду тогда.

— С богом, а тут мы сами как-нибудь управимся.

Я пошел к Дмитровской башне. По дороге глазел на то, что происходило на стенах и во дворе. На земле, под стенами, перевязывали раненых, женщины грели в котлах воду и смолу, собирали трофейные татарские стрелы для наших лучников. Ополченцы и дружинники сбрасывали со стены татарские трупы, спускали на веревках наших убитых. Старики и подростки рыли могилы недалеко от собора, хоронили павших. Дело находилось всем, было неважно, кем ты был до осады — купцом, ремесленником, рыбаком. Перед лицом смертельной опасности все помогали, как могли.

Воеводы я не увидел, поэтому сразу поднялся на башню. Пушечная площадка была на уровне третьего этажа. Через бойницы в сторону врага смотрели три пушки. Я разочарованно вздохнул — уж больно пушки небольшие, калибр маловат. Не знаю, как на других башнях, но эти хороши только для ближнего боя картечью. Не измеряя, на прикидку — калибр ствола был миллиметров тридцать пять — сорок, тогда как калибр пушек тульского кремля был вдвое больше. А чем больше калибр, тем дальше летит ядро, тем оно тяжелее, тем сильнее разрушение.

На пушечном лафете сидел, опершись локтями о колени, закопченный донельзя человек. Еще трое ели всухомятку в углу. Четверо на три пушки — совсем немного. Для частой стрельбы нужно три-четыре человека для каждой пушки.

— Мне бы Федора.

— Я Федор. Тебя воевода в помощь прислал? Я кивнул, даже сам не зная, почему — может быть, для того, чтобы не объясняться?

— Пушки когда-нибудь видел?

— А как же — стрелял из них, опыт есть.

— Здорово, а то эти помощники только суетиться горазды. Спасибо, хоть заряжать научились. Вот и бегаю от пушки к пушке — навожу и стреляю.

— Где же остальные пушкари?

Федор поднялся, прошел в дальний угол, откинул рогожку.

— Вот они — честь им и слава, уж сколько штурмов отбили. Словно в подтверждение его слов, за стеной завыли, завизжали, засвистели — ну прямо как черти. Обычно татары не так кричат.

— Ногаи, — подтвердил мою догадку Федор. — На этом участке они воюют. Давай, наводи, посмотрим, что ты умеешь. Только к бойнице не подходи, ногайцы каждое движение стерегут, стрелами засыпают.

Я посмотрел вдоль ствола.

— Чем заряжена?

— Ядро.

Ладно, пусть будет так.

Ногайцы остервенело лезли к Отводной башне. Мне сверху было видно, что сзади за атакующими шли два ногайца не из простых, в богатых халатах, нагрудных кирасах поверх них, золоченых шлемах.

Какая заповедь у пушкаря? Выбивать у противника пушечные расчеты и начальство, внося в ряды врага неразбериху. Значит, моя цель — они.

Я прицелился, установил небольшое упреждение, поднес запал. Грянул выстрел. Ядро попало в грудь одному из командиров, и убило еще двух или трех рядом.

— Неплохо, — удивился Федор. — И цель правильно выбрал, и попал метко.

Он перебежал к другой пушке и стал целиться. Ополченцы принялись суетливо заряжать пушку, из которой я только что выстрелил. Федор подбил клинышек на лафете, долго целился, двигая лафет влево-вправо, и, наконец, поднес тлеющий трут к запальному отверстию. Выстрел!

Я наблюдал за результатом из соседней бойницы и видел, как ядром оторвало голову второму командиру ногайцев. Шлем полетел в одну сторону, голова — в другую, а ядро, продолжив путь, покалечило еще нескольких.

— Федор, твой выстрел удачнее!

За стеной взревели сотни глоток, через бойницы хлынул сплошной поток стрел. Они втыкались в деревянный пол, отскакивали от стен. Мы легли под бойницами. Федор удивленно проговорил:

— Это что такое — сроду они так много стрел на нас не тратили! Шевельнешься — стреляют, но чтобы вот так?

Через несколько минут железный ливень иссяк, шум штурма смолк. Что произошло? Мы осторожно приподняли головы. Ногайцы отступали, унося на руках тела убитых командиров. Мы с Федором пожали друг другу руки.

Больше атак не было. Мы вычистили пушки, зарядили, подтащили порох, а ополченцы — ядра и картечь. Теперь мы готовы к новому штурму.

Ночь прошла удивительно спокойно. А утром всех, кто находился в крепости, ошеломила странная картина. Татары рубились с ногайцами. Все были пешие, рубились саблями, кололи копьями, стреляли из луков. Чуть ли не все обитатели кремля взобрались на стены, чтобы увидеть бесплатное представление. Они что — сошли с ума? Чтобы союзники рубились насмерть на виду у неприятеля? О таком я не слышал.

Глядя из бойницы, Федор промолвил:

— Не поделили что-то, что ли? Только это должно быть очень большим.

Нам было невдомек, что виновниками являлись мы. Метким выстрелом я убил тысячника, а Федор — самого ногайского хана. Не знаю, что произошло между татарами и ногайцами, но ссора вылилась в кровавую бойню. Схватка длилась почти полдня, и полегло с обеих сторон народу не меряно и не считано.