Андрей Валентинов - Царь-Космос

Красный командир по-начальственному устроился за столом, на котором возвышалась внушительная пачка бумаг. Кроме обычной «вермишели», курьер доставил две большие папки и несколько свежих газет.

– Дождь, – кратко отрапортовал поручик, направляясь к стулу. – А пишут что?

– Пишут… Сейчас почитаешь.

Командир РККА резко встал, зачем-то оглянулся и протянул небольшой листок бумаги.

– Между страниц «Известий» лежало. Кстати, шрифт точно такой, типографский, не отличить. Вроде, как там же печатали.

Офицер без особого желания взял листок, повертел перед глазами.

– «Про-ле-тар-и-и всех стран…»

– Ниже, ниже…

Поручик, скользнув глазами по тексту, внезапно замер, словно не веря собственному зрению. Осторожно присел на стул, пристроил бумагу на коленях. Минута прошла в полном молчании, только капли дождя монотонно стучали по стеклу.

Наконец, читавший тряхнул головой.

– «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью…» Однако!

– Я тоже чуть не одурел, – согласился командир РККА. – Дальше, дальше читай!

– «С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о HКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела…» Да тут про всех сразу! Пятаков, Бухарин… «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно является любимцем всей партии, но его теоретические воззрения с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским…» Кто, интересно, сподобился?

– Подпись видел? – хмуро поинтересовался красный командир. – Якобы, из письма к будущему съезду.

– Подписать может, кто угодно и как угодно. Та-а-ак… «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общении между нами, коммунистами, становится нетерпим в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека…»

– Давай сюда, потом изучишь. – перебил его красный. – Еще войдет кто-нибудь.

Поручик, не став спорить, подошел к столу и молча отдал листок.

– Я тоже думаю, фальшивка, – продолжал командир РККА, – И не слишком умная. «Сталин слишком груб…» Это товарищ-то Сталин? Они бы на Пятакова поглядели! Интересно, кто подсунул? Газеты нам приносят из экспедиции, там ребята вроде нас с тобой, трижды проверенные. Или это еще в типографии? Как мыслишь?

Отвечать поручик не стал – особой разницы он не видел. Смертельная схватка Красных Скорпионов переставала быть тайной. Скоро заговорят на улицах, сначала люди, потом, глядишь, и винтовки. Это должно было радовать, но бывший белый офицер ощутил внезапную тревогу. Лес рубят – щепки летят. Бонапарт дрался за власть с Директорией, но пушки били по толпе на паперти церкви Святого Роха.

– Ты сказал «потом», – наконец, рассудил он. – Потом и поговорим, после работы, если хочешь. Чего у нас там с «вермишелью»?

Несколько дней Техгруппа занималась откровенной ерундой. Если не считать трех посланий о колчаковском золоте, переправленных внимательным читателям из Госполитуправления, речь в письмах шла о вечных двигателях, способах изготовления шинельного сукна из опилок, а также использования грозовых разрядов в деле обороны страны. Хватало и «сигналов». Сознательные граждане писали на соседей, служащие на начальников, а некий изобретатель-партиец взывал из недр ГПУ, куда угодил за порчу казенного оборудования в результате неудачного опыта.

Письмо изобретателя передали в кадровый отдел с просьбой разобраться, остальное сгрузили в архив.

О «деле Игнатишина» никто не вспоминал, по крайней мере вслух. Разговоры о душителях из Технической группы затихли сами собой, товарищ Ким уехал в очередную командировку, а бывший Цветаевский музей объявил о близком открытии новой экспозиции.

– В общем, всё ерунда, – рассудил Семен Тулак, кивая на стопку писем. – А вот в папках что-то серьезное. Как понимаю, эти дела Научпромотдел завернул и нам отправил. Вроде как с добычей радия. Одно, значит, мне, второе тебе. Которое возьмешь?

– Верхнее, – не глядя, решил Виктор Вырыпаев, изучавший передовицу «Известий». – Чай заваривать будем?

Ответить цыганистый не успел. В дверь громко постучали, затем ударили, и на пороге возник Некто высокий в сверкающих кавалерийских сапогах образца 1908 года, широких синих галифе и длинной застиранной добела гимнастерке, стянутой офицерским ремнем.

– Извиняюсь, граждане, – хриплым басом воззвал Некто. – Где в этой конторе отхожее место?

– Дальше по коридору, – деревянным голосом отозвался ротный, и дверь захлопнулось.

– Ходят тут, понимаешь!

Товарищ Тулак был определенно недоволен. Виктор, отложил газету, хмыкнул.

– Ты ее куда направил? Там же для мужчин.

– Ее?! – Семен изумленно моргнул. – Ты думаешь… Ничего, за своего сойдет. Не отвлекайся, гимназист. Два дела, то, что верхнее – про обезьян для Сухумского питомника, а нижнее…

Он перелистал несколько страниц, покачал головой.

– Амебы. Красные… Ага, вот! «Смета расхода выделенных по спецсчету средств за 1922-й год…» Уже понятнее. Решили! Ты про обезьян, я – про амеб.

– Красные революционные амебы, – задумчиво повторил батальонный. – Вышли мы все из амебы, как нам вернуться в нее… А чего там непонятного с обезьянами?

Ответ не последовал – ротного опять прервали. Знакомый стук, синие галифе на пороге.

– Здравия желаю! Я опять к вам, товарищи. Если тут Техгруппа, то принимайте пополнение. Зотова Ольга Вячеславовна [8], замкомэск, член партии с марта 1919-го. Назначена к вам техническим работником.

Все это было доложено тем же хриплым басом. Серые глаза смотрели сурово и твердо, сапоги излучали неземной блеск, с медной пряжки дыбил крылья старорежимный двуглавый орел, усаженный поверх скрещенных пушек. Короткая, как после тифа, стрижка, рыбья бледность на лице, маленькая черная кобура на поясе…

– Здравия желаю, – батальонный пружинисто встал. – Виктор Ильич Вырыпаев, рад знакомству. Приветствую вас в нашей инвалидной команде!

Закомкэск равнодушно кивнула:

– Точно. Сама недавно из госпиталя, две недели как выписали. По психической линии я. Но вы не бойтесь, у меня это не каждый день.

– З-здравстуйте! – цыганистый тоже встал, неловким движением левой застегивая ворот кителя. – Тулак я, Семен Петрович. А-а, как вы к нам попали, товарищ Зотова?

– По лестнице, – охотно пояснила гостья. – Или это вы в принципиальном аспекте?