Андрей Валентинов - Царь-Космос

Бояться перестали. В уезде кипела жизнь, строились дороги, заезжие богатеи Бибиковы надумали ставить стекольный завод. Его Величество Прогресс все ближе приближался к заповедным лесам, позвякивая тяжелой мошной. Не остановить, не удержать! Обитатели окрестных деревень не спорили, но некоторую опаску держали, старики же и вовсе ждали беду. Прогресс прогрессом, а Шушмор – Шушмором.

Так и вышло. О таинственном урочище вновь заговорили, но уже не фольклористы, а репортеры уголовной хроники.

– Я, как д-должность принял, в уездном архиве в-все дела переглядел, – вздохнул участковый. – Сознательному да п-партийному во всякого В-волоса верить стыдно, но это, т-товарищи, никакие не б-байки. Там дел по Шушмору – п-полка целая, из каждого – баскервильская с-собака получится, как у Коннан-Д-дойля…

Летом 1885 года в Шушмор выехал член земской управы Курышкин по каким-то своим земским делам. Путешествовал он на подводе вместе с возчиком Герасимом Кудриным. Ехали – не доехали. Искали их целый год, но без всякого успеха. «Дело» уложили на архивную полку, высокому же начальству доложили, что, вероятно, не обошлось без разбойников. Недаром поблизости знаменитая Гусилицкая волость, родина самого атамана Чуркина.

Через два года пропал обоз – четыре телеги да пять человек во главе с приказчиком Иваном Рюминым, служившим на заводе Бибиковых. И вновь ничего не нашли, обвинив по всем беднягу-приказчика, брат которого когда-то судился по убойному делу.

В 1893 году исчез почтальон Федотов, тремя годами позже – землемер Родинов, еще через год – местные крестьяне Гужов и Сидоров, подрядившиеся работать на Бибиковых. После этого с завода началось повальное бегство.

– Д-девятнадцать случаев, – резюмировал Федя Громовой. – И еще пять под в-вопросом. Всё на разбойников списано, но те т-тоже Шушмора боялись. В 1901-м одна шайка к нам забежала, схорониться д-думала. И как в омут. Н-надежно спрятались!

Завод закрыли, Шушмор стали обходить стороной. Только перед самой Великой войной в Пустошь приехала научная экспедиция. На этот раз у гостей из Петербурга были не только тетради, но и какие-то сложные приборы. Для пущего бережения ученых мужей сопровождал десяток бородатых казаков. Шушмор и его окрестности обследовали три дня, после чего главный – без бороды, но с усами и в немецких окулярах, поднял к небу палец и важно провозгласил:

– Геомагнитная аномалия!

Маленький Федя, присутствовавший при этой сцене, на всякий случай перекрестился.

Зато сказанное после было понятно даже Феде. Ученый муж блеснул окулярами и, оставив надменный тон, посоветовал «господам местным жителям» не посещать центр помянутой аномалии, где исходящие из земных глубин токи наиболее активны. Почему, объяснять не стал, лишь намекнул на неведомые пока мудрым людям (и даже другу какого-то Горацио) тайны. Была извлечена карта, которую немедленно принялись изучать местные грамотеи во главе с учителем и священником из соседнего села. Центр аномалии оказался похож на лужу с неровными краями, накрывшую перекресток двух грунтовых дорог, одна из которых вела к заброшенному стекольному заводу. Само урочище и пугавшие всех Волосатые Камы оставались несколько в стороне. По мнению владельца немецких окуляров, все пропавшие оказались на несчастливом перекрестке в особо опасный, хотя и непонятный современной науке, момент.

Меры приняли немедленно. Дороги перекопали, сквозь лес прорубили новые просеки, и вскоре опасное место заросло огромными темно-зелеными папоротниками.

Теперь карта лежала в сейфе у Федора Громового. Два года назад ее затребовали в уезд и вернули уже обрезанной. Чьи-то бдительные ножницы отсекли край с фамилией и подписью ученого мужа.

У тех, кто в 1918-м начинал строить санаторий, такая карта тоже имелась. От робкого предупреждения, сделанного местными властями, приезжие просто отмахнулись. А вот Зверь-человек Владимир Иванович Берг чиниться не стал, пояснив ситуацию на конкретном примере. Кобры, гадюки и прочие гады тоже весьма опасны, заявил он, но яд их поистине целебен. Главное – знать подход и не бояться.

Злосчастный перекресток оказался за высокой строительной оградой. Что там теперь, никто так и не узнал.

– Да, дела! – резюмировал Семен Тулак. – Но от нас чего скрывать было? Так бы и сказали: непонятный науке случай. Зачем про разбойников врать?

– А я, кажется, знаю, – хмыкнула товарищ Зотова, затягиваясь ароматной махоркой. – Кто-то на самом верху секретность разводит. Только от кого скрывают? От лорда Керзона – или от Центрального Комитета?

– Н-нет, нет! – милиционер отчаянно махнул рукой. – Нам п-приказали пресекать н-нежелательные слухи. Чтоб не болтали, будто у нас в уезде по д-дорогам опасно ездить. Ну и «Сеньгаозеро» – тоже секрет, н-недаром его т-так охраняли.

Бывший замкомэск понимающе кивнула, растянула обветренные губы улыбкой:

– Конечно, конечно… А в самом Шушморе сейчас что?

Федя вздрогнул, побледнел, но собрался с силами и храбро выдохнул:

– А н – ничего! Вы, товарищи, своими д-делами занимайтесь, а еще лучше – уезжайте, прямо с-сейчас. Д-документ какой хотите подпишу, и товарищ Синцов п-подпишет. Уезжайте, н-незачем вам в Шушмор заглядывать!

Перед тем, как тронуться в путь, Семен и товарищ Зотова отошли подальше от дороги. Кавалерист-девица недоверчиво оглянулась, клацнула крепкими белыми зубами.

– Расстреляла бы! И того и другого, чтоб неповадно было. В глаза врут – и не боятся, морды кулацкие. Думаю, в Пустоши у них самое кубло. У тебя хоть оружие есть?

Семен хотел напомнить техническому работнику о субординации, но затем решил, что есть дела поважнее. Левая рука нырнула в карман галифе.

– Маузер «номер один». А у тебя?

– Не ношу, – прохрипела замкоэск, резким движением забирая пистолет. – Уже два года. Врачи запрещают. Знаешь, за что меня на Канатчиковую дачу забрали?

Ротный хотел уйти от ответа, но не сдержался.

– Соседей по коммунальной кухне перестреляла. Из-за примуса.

Лицо девушки дернулось, пошло темными пятнами.

– Рассказали, значит? Или мое личное дело читал? А если читал, знать должен…

– Ничего не читал, ничего не знаю, – отрезал Семен. – Ты спросила, я ответил. Считай, пошутил. Если что не так, извини.

Ольга кивнула, отвернулась, поглядела в низкое серое небо.

– Это ты меня извини. Лечили, лечили, не вылечили. Когда стрелять начнут, героя из себя не строй – сразу на землю падай, чтобы под глупую пулю не попасть. Я уж сама разберусь. А в соседей я и вправду полную обойму выпустила. Одного до смерти, троих в Градскую больницу увезли. Только не из-за примуса. Ты, товарищ Тулак, неженатый? А вот мне не повезло, окрученный попался. Такая вот у гимназистки седьмого класса фортуна… «Пила, гуляла я без помехи, но обобрали мерзавцы-чехи. Ах, шарабан мой, американка!..»