Александр Владимиров - Таинственный монах

— По ходу путешествия разберусь, что к чему, — прошептал Ермилов, залезая в карету Лефорта.

Франц Яковлевич взглянул удивленно на француза.

— С подменой царя, — пояснил Игорь.

В Новгороде Петр подошел к де Ля Гранду и предложил перебраться в его карету.

— С Меншиковым скучно. А вы, Мишель, можете мне о странах рассказывать.

В Ригу въехали помпезно. Петр скрывать, что он русский царь, не стал. Да вот только пребывание монарха без происшествий не обошлось. Петр, по наущению Александра Меншикова, пожелал городскую фортификацию осмотреть, но увы местный градоначальник генерал Дальберг не позволил. Царь только для вида насупился, но Ермилов понял, что все это так.

— Эка тайна, — добавил он, когда карета мчалась в сторону Кенигсберга, — хотел бы воевать, так и спрашивать не стал. Нашел бы человечка, что схему крепости за золото продал бы. Правильно я говорю, Мишель?

— Да, государь, — подтвердил Игорь.

— То-то и оно, — хихикнул Петр.

Ермилову спорить с государем, да и утверждать, что через несколько лет тот начнет здесь боевые действия, как-то не хотелось. Все равно монарх в это не поверит. Не дай бог, отправит к скучному Лефорту.

— Да и климат тут какой-то гнилой, — проговорил вдруг Петр, — гляди, что болезнь какую-нибудь подхватишь. Вот то ли дело юг, там тепло.

Игорь слушал и удивлялся. За последнее время он стал немного разочаровываться в государе. Тот совершенно не был таким, каким его изображали историки. В монархе полностью отсутствовал тот напор да молодецкая удаль, что в корне изменили образ жизни некогда патриархального Московского государства. Вместо волевого, жизнерадостного, грезящего морем Петра был совершенно иной. По жизни — пьяница, по характеру — баба. Не удивительно, что когда несколько лет назад над ним нависла угроза гибели, он как последний трус вскочил на коня и умчался под мощные стены Троицкого монастыря. Ну, разве не размазня и тряпка?

Да и той страсти к работе государь не испытывал. Как-то еще в Москве Ермилов лично видел, как один из англичан хвастался перед монархом токарным станком. Демонстрируя, какие чудеса на нем можно вытворять. Игорь предполагал, что от одного вида от станка у Петра глаза загорятся адским пламенем, но этого не произошло. Тот только зевнул. А уж про кузнечный молот или кувалду и вспоминать не хотелось. В этом де Ля Гранд уже убедился по приезде в Голландию.

Грезил ли Петр Алексеевич морем? Конечно же — да. Поэтому и на верфи сразу же отправился. Ходил, смотрел, интересовался. Да вот только не Балтийское море было любо государю. Лефорт не соврал, что монарх мечтал о Средиземном.

Но все это было уже по приезде в Голландию, а сейчас, слушая размышления Петра о свободном городе Риге и о генерале Дальберге, Ермилов в основном посматривал на Меншикова. Нельзя было не отметить, что сей градоначальник сильно обидел конюха. Игорь даже подумал, что именно Алексашка стал тем, кто заставил монарха пересмотреть свои взгляды на Прибалтику, а в частности на города: Ригу, Нарву, Ровель и Митаву.

— В России и так лета нет, — между тем скулил Петр. — А Гордон с Лефортом, да ты, Алексашка, все подначиваете: "К Балтике тебе надо выходить, Петр, к Балтике! Без Балтики России не будет!". — Тут царь посмотрел тоскливо на Игоря и добавил. — А я ведь, Мишель, лето люблю. Мне больше Средиземное море нравится, хотя я там ни разу пока и не бывал.

Такие диалоги сейчас, и такие поступки потом.

"Может, мне миссия все же не удалась? — Подумал путешественник во времени. — И государя подменили? И что заставило его изменить свои привычки и решения?"

А ведь он после приезда отказался от русской одежды. Заключил мир с ненавистными турками и выступил против Швеции, стараясь вернуть себе море, которое просто терпеть не мог.

В Либаве Петр, Меншиков и Ля Гранд, покинув посольство, морем отправились в Кенигсберг. После пятидневного путешествия на корабле "Святой Георгий", когда тот прибыл в прусский городок, Игорь облегченно вздохнул. У государя во время плавания возобновились приступы подагры. Когда же о ней Ермилов поинтересовался у Меншикова, то услышал:

— Подагра. Так он с ней с детства мучается. Острые боли в ногах. Особенно сильно ломит большой палец. Вот и думаешь, как государь сапоги-то носит. А тут еще эта сырость.

К счастью дальнейшее путешествие проходило по суше. Впереди, конечно, была Англия и переправа через Ла Манш, но до этого еще нужно был дожить, и Игорь надеялся на то, что что-нибудь придумает. Можно, например, скачок в будущее совершить да лекарство какое-нибудь по крайней мере для себя прикупить. С Петром и Меншиковым таблетки не прокатят. Еще решат, не дай бог, что француз их отравить надумал. Но все обошлось. Лефорт, ждавший их в Кенигсберге, прознав о приступах, тут же к Петру врача приставил. Лекарь оказался толковый и через пару дней, когда въезжали в местечко Коппенбрюгге, поставил государя на ноги.

— Вам бы, Ваше Величество, меньше пить хлебное вино надобно, — проговорил тот, и тут же чуть не получил туфлей в голову. Хорошо, вовремя увернулся.

На лекаря Петр, наверное, долго зло бы держал, если бы не познакомился с двумя дамами — с курфюрстиной ганноверской Софией и её дочерью Софией-Шарлоттой, курфюрстиной бранденбургской.

Из Коппенбрюгге в середине тысяча шестьсот девяносто седьмого года добрались до Рейна, откуда по рекам и каналам спустились до Амстердама.

Голландия из рекомендаций Гордона и Лефорта давно привлекала Петра. Именно оттуда, как и через триста лет спустя, в Московское государство ехали предприимчивые люди. В конце семнадцатого — начале восемнадцатого это купцы, то в двадцать первом — футбольные тренеры. Игорь считал и тех и тех простыми авантюристами. Для купцов единственными воротами в Московию был русский морской порт того времени — Архангельский городок.

Голландские плотники наравне с русскими мастерами строили на воронежских верфях корабли для взятия Азова.

Первой остановки в Амстердаме, как предполагал Ермилов, Петр делать не стал. Отправился прямиком в небольшой городок Заандам, что славился в ту эпоху корабельными мастерами.

— Так как вас записать? — Спросил государя Линст Рогге, когда Меншиков, Ля Гранд да Петр пришли наниматься на работу.

— Петр Михайлов.

Проживали в деревянном домике на улице Кримп. Здесь и почувствовал Игорь разницу. Не ожидал он, что жизнь в Европе сильно отличается от московской, а уж тем более от европейской, какой ее Ермилов видел в будущем.

Больше всего Игоря поразило то, что спать приходилось сидя в шкафу. Питались они скромно, а уж о том, чтобы принять баню, только мечтали.

Не выдержав восьмидневных тягот пребывания в небольшом городке, Петр уговорил Меншикова вернуться в Амстердам.