Юрий Корчевский - Воевода

И вообще, почему после боя, когда распускают бояр с ополчением по поместьям, мы ни разу не собрались вместе и не обсудили ход прошедшего сражения? Считалось: одержали победу — Господь помог, удача была на нашей стороне. Но ведь были не только победы, но и поражения. Анализа же никто не проводил. Разбил врага — молодец, вот тебе награда. Побили враги — плохо. Вот и весь анализ. А почему победили или проиграли? Все сводить к случайному стечению обстоятельств нельзя. В истории сколько угодно примеров — от походов Александра Македонского и до выдающихся битв на Руси, когда малой ратью били превосходящего по числу противника. И не везение тут причина, а полководческий талант, умелое использование данной местности, знание слабых сторон противника, его численности — а это без разведки невозможно. Ошибки и промахи в каждой битве, особенно приведшие к поражению, надо изучать. Без знания их можно наступать на одни и те же грабли многажды.

Воевода я был начинающий, но ошибки в руководстве войском уже видел. Однако захотят ли искать и исправлять эти ошибки и промахи воеводы и сам государь? Не сочтут ли меня клеветником, желающим умалить блеск их побед? Не наживу ли я себе могущественных врагов?

Написав свои бумаги, я мучился этими вопросами и не находил на них ответа. Все-таки самому надо ехать в Москву — советоваться с Кучецким. Он хоть и воевода, но расклад сил при дворе знает. Наверняка подобные мысли приходили в голову кому-либо из воевод — уж он-то должен был что-то слышать о том, чем все это заканчивается.

А сейчас думные люди не особо заняты: все равно зимой особо делать нечего, и войны об эту пору ведутся чрезвычайно редко. Это хлопотно и накладно: надо и шатры с собой таскать, и еду, но даже сало через несколько дней промерзнет до каменистой плотности. Сено и овес для лошадей приходится везти с собой — это летом они пасутся на подножном корме.

И в итоге обоз получается большим — едва ли не больше боевой колонны. Он сковывает действия войск, требуя при этом ратников для своей охраны. К тому же и трофеи при зимних войнах невелики. Зерно и прочие продукты большей частью — в городах, в амбарах, под защитой крепостных стен — попробуй-ка их возьми. А те же татары воевать налегке идут, надеясь захватить харчи у врага. Это назад они идут с обозами да пленными. А если еще учесть короткий зимний день, то и вовсе получается — зимой воевать со всех сторон невыгодно.

Много чего передумано было мною в эти дождливые дни, есть и в них своя польза.

После обдумывания и написания своего труда я еще несколько дней мучился от безделья. «Хоть бы морозы поскорей ударили», — как заклинание повторял я. Но в природе все идет своим чередом, и на дворе был только ноябрь.

От нечего делать я заперся в кабинете, взял в руки древний манускрипт, что был найден мною в подземелье, недалеко от моей деревушки. Много чего интересного я узнал благодаря привидению, появлявшемуся каждый раз после прочтения непонятного заклинания.

Я вновь — в который уже раз! — прочитал непонятные слова.

В центре комнаты возникло марево; оно сгустилось до тумана — зыбкого, дрожащего, и в нем появилось лицо.

— Давно ты меня не вызывал, — сказал призрак.

— Некогда было, воевал, — буркнул я.

г — Поговорить захотелось? — возможно, мне показалось, но в голосе призрака прозвучали ехидные интонации.

— Узнать хочу, как дальше дела мои пойдут. Стоит ли мне ехать в Москву?

— Экий ты хитрый! От судьбы не убежишь, ее не обманешь. Но так и быть — подскажу, уж очень ты прямолинеен, прямо туп иногда. По моей подсказке Книгу судеб нашел, а склянки на полке видел?

— Так князь небось алхимиком был?

— Не без этого. Спустись снова в подземелье — там, в комнате, где Книгу судеб нашел, найдешь две одинаковые склянки. Порошок в них: в одной — белый, в другой — желтый. Свойства у них чудесные. Забери, они тебе пригодятся. И на том — прощай.

— Эй, погоди! Чего со склянками-то делать?

Но лицо в тумане побледнело и исчезло, да и

сам туман несколько мгновений спустя рассеялся, как будто его и не было.

Вот так всегда — паук пыльный. Скажет что- то важное, да не все. Пойди — догадайся, что это за склянки и для чего они? Может, яд в них? Так мне он ни к чему. Я и ножа отравленного боялся, лишний раз в руки не брал, и после битвы нож так и не искал, да и сами ножны после боя сразу выкинул. Да нет, не должен призрак мне яд подсовывать. Не собираюсь же я царя или князей отравить. Но ведь сказал же призрак о склянках, стало быть — важное что-то в этом есть. «Надо склянки найти, — решил я, — а потом видно будет, что с ними делать».

Только как туда добраться, когда дороги развезло? Опять ждать. Ждать, ждать — ненавижу это слово. Однако пришлось смириться, и больше времени проводить с семьей.

Я был ласков с женой, с Василием обсуждал прошедшие сражения — пытался заставить его мыслить, выискивать ошибки мои, его и воевод других полков. Я хотел, чтобы он думал, анализировал, а не просто только впитывал полученные, прочитанные или увиденные события. Да и вообще — дети должны быть совершеннее или умнее своих родителей — но крайней мере, к этому надо стремиться.

Молод был пока Василий — даже для десятника. Многие воины в его десятке, начинавшие еще при мне, были опытнее его. Но опыт — дело наживное, было бы желание учиться, а оно у сына было.

Наконец дожди прекратились, выпал первый снег, под которым еще была грязь. И только через неделю ударили морозы. Сразу резко похолодало — градусов до десяти. За несколько дней грязь замерзла, и на реке встал ледок — правда, пока тонкий, хрупкий.

— Вот что, Федор. Возьми веревку и фонарь. Хочу съездить к колодцу заброшенному.

— Ратников и лопаты брать? — уточнил Федька-заноза.

— Нет, быстро обернемся и копать в этот раз не будем.

— Не лежит у меня душа ездить к тем развалинам, — признался Федька. — Чертовщиной там пахнет, нечистой силой.

— Однако книжицы, что мы оттуда достали, монахи с удовольствием взяли, — парировал я.

— Так-то оно так, — вздохнул Федька. — Когда выезжаем?

— Давай завтра с утра.

Мы выехали утром, часов в девять — еще темно было, да зимой поздно светает. Немного вьюжило, воздух пах морозом, бодрил. А в полушубках и шапках тепло, на лошадях попоны теплые, бегут резво — застоялись в конюшне.

Вот и знакомые места — холмик небольшой, колодец прикрыт деревянным щитом. Едва нашли его под тонким пока слоем снега. А недели через две его навалит столько — до весны вход не найдешь.

Мы с трудом сдвинули примерзшую крышку, сбросили веревку. Я прихватил масляный фонарь в корпусе из олова со слюдяными оконцами, спустился, высек огонь и зажег фонарь. Тянуло сыростью, землею — навевало мысли о могиле. Тьфу, примнится тоже.