Андрей Загорцев - Третья мировая 80-ые

- Садись, проклятьем заклеймённый.

Рядовой с опаской сел на уголок. Русский медленно продолжил, тщательно подбирая слова:

- Смотри, вон там еще кровать, сам раздвинь, а то, как видишь, я немного ранен и мне трудно.

Марти кивнул, давая знать, что он понял, подошёл к стене и отстегнул металлическую койку. Уселся и с удивлением начал рассматривать сокамерников. Великан-морпех, справив малую нужду, вымыл руки под краном, вытер руки об бумажное полотенце и, скомкав его, кинул в мусорное ведро.

- Смотри, Кошак, у них нормальных вафельных полотенец нет, бумагой вытираются! - сказал он по-русски и, сев на свою койку, уставился на Симмонса.

- Ну что противник, а теперь сокамерник, давай знакомиться, - сказал он на английском.

Симмонс испуганно покачал головой. Если подозревают в связях с русскими, то его поведение красноречивее любых слов скажет о том, что он всё-таки в чём-то замешан. Надо вести себя так, чтобы не усугубить своё и так не лучшее положение.

- Тащ капитан, ссыт он чё-то, - высказался со своего лежака вольготно разлёгшийся Кошкин, - наверно боится, что в шпионаже обвинят.

- Ага, заметил, - ответил так же по-русски Булыга и продолжил по-английски, - слышишь, не хочешь знакомиться - твоё дело, но меня зовут... - тут он немного задумался, - слышь, Кошара, как ему сказать, что бы он понял?..

- Да легко, тащ каптан, щас я ему заясню, - матрос повернулся к Симмонсу и продолжил на английском, - меня зови Кэт, Кот по вашему, его зови Стоун, Камень по вашему.

- Котёнок и Валун, - повторил по-своему Марти, а потом, видно решившись, представился,- я Марти, рядовой из хозяйственной обслуги.

- Командир, его Мартой зовут как бабу, - пересказал для Булыги Кошкин.

- Кошак, вот ты лупень, он - Марти! имя у ихних мужиков такое! Полное - Мартин будет.

- Да-да, Мартин, - подтвердил Симмонс.

- Ха, как гуся из сказки про Нильса! - обрадовался Кошкин и почему-то зашевелил ноздрями. - Шеф, сдаётся мне казачок не засланный, а просто марихуанщик заядлый - от него коноплёй за версту разит.

- Да ты откуда знаешь?

- Да запашок какой-то знакомый, щас я его подопрашиваю, - Кошкин поудобнее улегся, примостив перебинтованную руку, и снова обратился к чернокожему сокамернику на английском:

- Скажи мне Мартин, ты... эээ... куришь каннабис?

Негр, поняв смысл слов, испуганно дёрнулся. Ерунда какая-то, на протяжении полутора лет он свой маленький бизнес и увлечения весьма удачно скрывал, а тут в течение нескольких минут русский мальчишка морпех его раскусил.

- Нет, нет! что ты Кот, не курю! в армии дяди Сэма это строго карается по законам военного времени.

Кошкин гоготнул:

- Ну ты поэтому и здесь, а, Марти? Не будешь же ты нам рассказывать, что тебя закрыли за то, что ты расклеивал по острову русские листовки! Ты шпион, Марти! Значит наш! Коммунист или комсомолец?! - матрос "атаковал" словами со скоростью пулемёта, перемежая и русский, и английский.

Симмонсу второй раз стало не по себе. Да он чистый дьявол, этот русский мальчишка-моряк со смешным именем Кот. Куда до него сержанту Керри с его тупыми шуточками и зубодробительными тычками. Вот привязался.

- Да, Кот, я курил каннабис и поэтому оказался здесь,- сознался он, даже вспотев от напряжения.

- Командир, а командир! а сейчас бы дёрнуть бычка с коноплёй-то! Глядишь бы и веселее было, - высказался в сторону Булыги Кошкин.

- Ты же комсомолец, Кошак! отличник боевой и политической, разрядник ВСК (военно-спортивный комплекс), а ориентируешься на разлагающуюся буржуазию, - со смешком ответил Булыга, вслушивающийся в разговор.

- Та не, я так чисто, чтобы боль в своих страшных ранах унять, - сделал серьёзную морду матрос. - Хотя, тащ капитан, сознаюсь, пробовал чутка до службы, хватает этого добра на Советском Дальнем Востоке. Так, чуть напряжение сняло, посмеялись с ребятами, а потом целый казанок картошки умяли.

- Да, ужин у них здесь рановато, я бы тоже сейчас чего-нибудь перекусил и чайку похлебал, - сознался Булыга. - Эй, Марти, а вечерний чай на борту этой коробки матросам полагается? - бросил он на английском Симмонсу.

- Да, Стоун, есть вечерний чай, но я не знаю, дают ли его заключённым, у нас ведь раньше пленных не было.

- Марти, а может всё-таки курнём-то твоей марихуаны, - снова начал приставать Кошкин.

- Кошак, вот если ты раскрутишь его на марихуану, то я и сам курну с вами, - подначил Булыга, - ты с чего взял-то, что у него что-то есть? его же перед камерой досматривали.

- Командир, ловлю на слове! а эту публику я знаю, а вертухай у них туфта - наш зэчара бы сюда и водяры притащил, и закуски, а не то что бычка с коноплёй. Под салютом всех вождей говорю, есть у этого негритёнка что-то в заначке! Помнишь, я ведь местного часового даже на курево раскрутил, а тот и не вякнул на то, что я в камере курил.

Кошкин для натуральности издал протяжнейший печальный стон и, сделав мученическое лицо, приподнялся на лежаке.

- Мартин, а Мартин! угостил бы что ли марихуаной за знакомство? видишь как мне больно...

- Кот, откуда у меня марихуана, меня ведь допрашивали! даже если было бы, ты думаешь, что коп у входа разрешил бы нам курить в камере?

Вместо ответа матрос тяжело встал с койки и, пошатываясь, побрёл к двери решётки, словно вот-вот готов был умереть. Часовой в испуге отшатнулся, но, вспомнив рассказ полицейскогоЮ дежурившего раньше, за винтовку хвататься не стал.

- Что ты хочешь, моряк?

- Закурить дай!

- Пленным не положено! иди на своё место, тебе и так плохо! Иди, не раздражай меня, моряк!

- А нас завтра повезут куда-то, а потом на Аляску отправят и допрашивать будут. Понимаешь, к чему я клоню, Томкинс?

- К чему? Ты откуда мою фамилию узнал комми? - заинтересовался полицейский. Правильно их инструктировали, что с русскими нужно быть поосторожнее. Что-то не совсем правильное и не укладывающееся в мозги стопроцентного янки есть в их поведении.

- Я колдун, потомственный, - еле-еле прошептал Кошкин, изображая из себя "умирающего лебедя" (на самом деле фамилию полицейского он просто прочитал с бирки на кармане куртки), - так вот, Томкинс, на первом же допросе, как ты думаешь, про кого я расскажу, как про нашего связного и хорошо упрятанного агента коммунизма и верного ленинца?

- Про кого? - полицейский уже откровенно начал боятся русского умирающего наглеца.

- Про военного полицейского Томкинса, мой дорогой т-о-в-а-р-и-щ!!

Полицейского даже передёрнуло. Вот это да! Вот это он влип! Ведь запрещено по инстукции разговаривать и с пленными, и с заключенными. Зачем он ответил этому русскому, наверно от неожиданности, услышав от пленного английскую речь.

Что же теперь делать? От этих русских одни проблемы. Хотя ведь ничего страшного с предыдущим часовым не произошло. Была не была, если что, тревожная кнопка рядом и он успеет её нажать. Да и с другой стороны, куда бежать с острова, не полные же они идиоты. Полицейский осторожно залез за пазуху, вынул пачку "Лаки Страйк" и, открыв её, протянул к решётке. Раненый матрос на удивление ловко цапнул несколько сигарет.