Василий Звягинцев - Мальтийский крест. Том 2. Черная метка

— Смешно — слово не из того смыслового ряда. Вы — не знаю, кем на самом деле являетесь — жестокий идеалист. Бывали в истории такие. Хуже вас или лучше… Впрочем, количественные оценки здесь едва ли применимы.

— Не смею возразить. Тогда вы — мягкотелый прагматик. Кажется, того парня, что ночью по пьянке застрелился, вы числили в когорте «приличных людей»? Пусть там и остаётся. Я, честно говоря, осмелился предположить, что прямо с утра вы должны были затребовать настоящие досье на жертв несчастных случайностей. И, с точки зрения обычного юриста, задать вопрос себе и своим помощникам: каким образом подобные люди так долго оставались на свободе и кто персонально приложил руку к обеспечению их безопасности и процветания? Далее, при получении ответа, дать законный ход. Несчастный случай есть несчастный случай, покойника к суду не привлечешь, но ведь все их подельники вполне в сфере досягаемости…

Или в нашей стране подобные элементарные шаги даже для президента уже переместились в область фантастики?

Ответа не последовало. Вернее, последовал, но не ответ, а вопрос. И тоже не из самых умных.

— Вам не надоел этот грим? — спросил президент, намекая на чрезмерную театральность облика собеседника.

— А у вас перед глазами никогда не разрывалась миномётная мина? — Фёст имел в виду ту, что ударила между ним и его Тархановым. Его самого осколки в очередной раз не зацепили, а майору пробили голову. Если бы не Шульгин, умер бы «бедняга в больнице военной», как написал в своём жалостном романсе Великий князь, он же поэт, знаменитый «К.Р.». — Нет? Жаль. Много интересных впечатлений мимо вас пролетело…

Подождал реакции, её не последовало. Тогда Фёст задал следующий вопрос:

— Что вы скажете насчёт очередных крестиков в списке? — и подал через экран новый лист. — Если там есть чем-то симпатичные вам люди — вычеркните. Взамен других отметьте…

Президент мельком взглянул на него и отложил в сторону.

— Неужели вы не в состоянии понять, что ваша затея — аморальна и одновременно бессмысленна? Печальный опыт народовольцев и эсеров ничему не научил?

— Ну, сейчас мы находимся на несколько ином уровне общественного и технического развития, — с усмешкой ответил Ляхов. — Почему вы так старательно уходите от сути разговора? Моим моральным обликом можно озаботиться несколько позже. Гораздо рациональнее спокойно, с со знанием дела и на условиях полной конфиденциальности попробовать просчитать реальные последствия начатой мною акции. Ваших слов никто сторонний не услышит, я их оглашать не собираюсь — смысла нет.

Давайте обсудим хотя бы пункт первый — на какой по счёту справедливой и вполне случайной жертве в определённых кругах начнётся паника? В какой момент правоохранительные органы решат заняться своими прямыми обязанностями, чтобы элементарно сохранить свою ресурсную базу. Итак далее…

Фёст тоже закурил. Дымок сигареты потянуло сквозняком от него в кабинет президента.

— Да вот, кстати, — прервал он предыдущую тему, — хочется спросить — почему вы так безразлично относитесь к факту появления в мире такой штуки, как мой аппарат. Неужели не представляете, что произойдёт с миром, если ввести его в широкое употребление?

— Предпочитаю об этом не думать. Сейчас, отчего-то мне кажется — вы до последней возможности будете сохранять его в тайне. Или не вы, а кто-то ещё. По названной вами причине. Как только информация о вашем «устройстве» станет достоянием гласности, мир на самом деле изменится кардинально, а это в ваши планы не входит. Верно? Следовательно, будем решать проблемы по мере их поступления. Меня гораздо сильнее беспокоит то, о чём мы рассуждаем в данный момент.

— Разумно. Поэтому — ревену а ну мутон. Вы уверены, что мой вариант «индивидуального террора» аморален и бесперспективен. Я считаю ровно наоборот. Сегодня некоторые СМИ получат нечто вроде декларации. От имени мифической организации «Чёрная метка» (которую, антр ну, следовало бы создать на самом деле) я объявлю о том, что ввиду явного бессилия и бездействия власти в России начинается настоящая борьба с коррупцией. Как писал Ленин: «Никакими законами не стеснённая, опирающаяся непосредственно на насилие». Ясно ведь каждому, что именно коррупция — альфа и омега всех прочих неурядиц в стране. Справимся с ней — остальное естественным образом потихоньку нормализуется…

— Идеалист. Действительно идеалист, — с явным сожалением сказал президент. — Неужели не понимаете простейшей вещи — ваша «методика» приведёт к катастрофе. Почти немедленной. В стране просто всё, вообще всё остановится и тут же начнёт рушиться. Пойдёт насмарку то, над чем мы осторожно, не очень заметно, не всегда результативно, но всё же работаем. Остановится производство, будут заблокированы зарубежные и внутренние банковские счета, воцарится финансовый хаос. Затем начнётся хаос кровавый. Под маркой вашей «организации» любой сможет начать делать то же самое. У нас (я специально говорю — нас) отсутствует миллионный, действенный, абсолютно послушный власти следственно-карательный аппарат, чтобы удержать процесс под контролем. И ваше изобретение не поможет. Вы ведь не в состоянии одновременно отслеживать тысячи объектов… Я вас не убедил?

— Вы хорошо подготовились, господин президент. B своё время я тоже весьма преуспел в умении придумывать сотни доводов в пользу того, чтобы чего-то не делать. Вы изобразили вполне апокалиптическую картину и кое в чём, разумеется, правы. Но, во первых, вы не представляете, сколько именно объектов мы в состоянии отслеживать. Допустим, не тысячи, а лишь сотни одновременно, зато — круглосуточно. По часу в день на каждый. Тем самым мы имеем возможность любое нежелательное явление пресечь в корне. Но вы упускаете главное — я ведь предлагаю не очередную социалистическую революцию и не тотальный сталинский террор. Всего лишь систему точечных уколов в нервные узлы. Известные и вам, и мне. Чтобы армия разбежалась или капитулировала, нет необходимости убивать каждого солдата. Достаточно уничтожить, в быстром тем-штабы и системы связи. Или, как писал товарищ Жданов товарищу Сталину: «Мы подрубим столбы. Заборы повалятся сами».

Уголовный кодекс сам по себе просто не слишком толстая и довольно скучная книжка. Только Высоцкий получал удовольствие, читая с любой страницы и до конца. Остап Бендер предпочитал его просто «чтить». Кодекс не имеет целью полное искоренение преступности, он лишь расставляет ориентиры и определяет «меру воздаяния».

Того же хотим добиться мы. В новых условиях на другой основе. Вы ведь изучали историю права. Кодекс Хаммурапи был весьма революционным документом для своего времени. Кодекс Наполеона — тоже. Этот, — Вадим показал президенту книжечку, — давно и безнадёжно устарел…