Роман Злотников - Орел расправляет крылья

Европа вздрогнула… от восхищения! Так ограбить страну и при этом избежать массового бунта… да-а-а, такое еще никому не удавалось. Впрочем, совсем избежать волнений не удалось. Но, к моему удивлению, направлены они в подавляющем большинстве были отнюдь не против моих войск. Во Львове, Галиче, Тарнополе, Остроге, Луцке и еще десятке городов, которые по Сандомирскому договору уже относились к моим землям и в коих никакого изъятия не было (на хрен грабить собственных подданных-то?), взволновалось местное население. И под предлогом того, что у них-де тоже имеются эти «разжигатели войны», принялось грабить богатых и разорять костелы. Но я предполагал, что в период проведения этой операции вероятность возникновения проблем резко возрастет на всей оккупированной территории, а не только там, где она будет проводиться. Поэтому всем начальникам гарнизонов в присоединенных областях были разосланы приказы не допустить волнений, выступившим разъяснять, что они-де живут ныне уже в ином государстве, где за бунты наказание куда как строго, а буде не поймут — не останавливаться для наведения порядка ни перед какими мерами. Что и было сделано. Все волнения практически мгновенно сошли на нет. На участвовавших в бунте, коих удалось установить, был наложен штраф, около тысячи зачинщиков были выпороты, около десятка наиболее упорствующих — повешены, разграбленное — конфисковано в государеву казну, а возле подвергнувшихся грабежу и насилию домов и костелов выставлены «во избежание» караулы. В польских же и литовских землях отчего-то прошел слух, что-де сами москали до сего додуматься не могли. И что во всем этом виноваты проклятые евреи. Вот уж многострадальное племя… После чего пришлось разбираться и с попытками еврейских погромов.

Но мало-помалу все успокоилось. К концу года даже удалось собрать кое-какие налоги с польских и теперь совсем уже куцых литовских земель, расположенных к северу и западу от Вильно, в коих, как хоть и не вошедших в мое государство, но все же считающихся православными, никакого ограбления не было (только в рамках нескольких попыток еврейских погромов). А с тех земель, что по договору вошли в состав России, — и того более. Быстрая и жесткая реакция на попытки самостийных разборок с «разжигателями войны» послужила неплохим уроком для населения, которое быстро почувствовало, что оно живет уже в совсем другой стране. Так что налоги были собраны аккуратно. Ну и пребывание на этих территориях стотысячной армии, коей регулярно выдавалось жалованье, также не могло не оживить денежное обращение. Кроме того, за первые два военных года образовался и установился новый маршрут транспортировки хлеба по Днепру и Дону, а затем через несколько коротких рокадных путей, построенных по большей части пленными поляками, по Неману и Западной Двине, а далее морем по Балтике в северогерманские города, а также в Швецию, Данию и Соединенные провинции. Причем, к моей вящей радости, на организацию сих маршрутов я не потратил не то что ни копейки, а и даже ни минуты времени. Все сделали сами купцы. Вернее, нет, минут пять я все-таки потратил, подписав два распоряжения — о своем согласии войти во вновь созданное товариство и о выделении ему на год тридцати пяти тысяч имеющихся на тот момент в наличии пленных, с необходимой охраной… В состав этого товариства вошли не только купцы из «гостевой сотни», но еще и несколько дюжин рангом поменее. Так что мои купцы меня очень порадовали. Похоже, мозги у них заработали в нужном мне направлении… Так вот, новое товариство реализовало в тысяча шестьсот тридцать восьмом году около ста тысяч ластов хлеба по цене около ста двадцати рублей за ласт. Что принесло в мой личный (ну ладно, пусть государственный) карман еще около шести миллионов рублей. Но купцы тоже внакладе не остались. Разница между ценой хлеба на внутреннем и на внешнем рынках составляла на тот момент более семи раз. Что, с учетом всех затрат, принесло им не менее чем четырехкратную прибыль. Так что в этом году деньги просто размножались!

Впрочем, начавшаяся реализация моих планов по массовому производству тушенки должна была скоро изрядно сократить этот поток зерна. Ибо оно непременно окажется востребовано на внутреннем рынке. Одним сеном нужного количества говядины не выкормишь. Но ничего, пока производство тушенки наберет темп — лет шесть у них есть. Пусть купчишки слегка жирком обрастут. А там уж и на что другое переключатся. Эвон какую мобильность мышления показали — и тогда сдюжат.

Мне же лично проект тушенки (делаться-то она должна была на моих собственных заводах) должен был на пике приносить, по расчетам, миллионов по десять-двенадцать в год. Ну а когда спадет первоначальный ажиотаж, стабилизироваться на уровне все тех же четырех-пяти миллионов. И держаться где-то на таком уровне лет десять-пятнадцать. Пока наконец в других государствах не отработают (ну или не украдут у меня) технологию и не начнут собственное производство… Но при этом в карманах крестьян должно было за это время оседать миллионов по двенадцать ежегодно, что должно было дать прирост среднегодового дохода на один двор в размере одного-полутора рублей дополнительно. И где-то половину его я планировал опять же вернуть в казну путем повышения подушной подати копеек до семидесяти пяти, а то и до рубля. Поднимать уровень благосостояния населения страны, а особенно крестьянства, было необходимо, но не шибко резко. Иначе мои перспективные планы по развитию промышленности пойдут псу под хвост из-за отсутствия свободных рабочих рук. А платить рабочим зарплату, коя сделает труд на заводе более привлекательным, чем крестьянствование, — пока тоже не выход. Потому как это резко повысит себестоимость продукции и соответственно конечную цену товара. Я-то ведь знаю, как англичане обскакали (ну или скоро обскачут) голландцев со своим сукном-то. Об этом в любой толковой бизнес-школе рассказывают. Просто голландцы — платили, а лаймы — вешали. Голландцам приходилось нанимать рабочих, а англичане, устроив у себя знаменитое огораживание, согнавшее с земли сотни тысяч, а то и миллионы крестьян, приняли жесточайшие законы против бродяжничества, просто вынудив выгнанных из своих домов людей идти на фабрики и работать не то что за гроши, но просто за еду и место в рабочей казарме…

Впрочем, я надеялся еще и на уже куда более высокий уровень механизации производства, который непременно должен был в скором будущем еще сильнее повыситься. Все страны в конце двадцатого — начале двадцать первого века были вынуждены либо переносить производство в Азию, по месту наличия дешевой рабочей силы, либо завозить гастарбайтеров… кроме Японии. Она вполне свободно обходилась без этого, используя вместо гастарбайтеров роботов. Ну вот и я собирался двинуться их путем. Тем более Аким докладывал, что в Верхотурье заработал прототип паровой машины. Он вообще вернулся оттуда полный каких-то нереальных надежд… ну типа тех, что испытывали в восемнадцатом веке Вольтер и Дидро (а в девятнадцатом — народовольцы) в отношении народного просвещения, а советские интеллигенты в конце двадцатого — в отношении демократии. Я же давно вывел для себя, что на самом деле ключевыми факторами развития любого бизнеса являются два — уровень используемых технологий и качество управления. А все остальное, может, и важно, но вторично. И вот эти-то факторы я собирался развивать изо всех сил…