Роман Злотников - Орел взмывает ввысь

Отец некоторое время молча смотрел на сына, а затем на его губах мелькнула улыбка, и он кивнул:

— В общем, верно, сынок. Хотя… полной свободы никому, никогда и ни в чем достигнуть не удалось. Вот, скажем, ежели мы свеев разгромим…

— Да как же ежели-то, батюшка?! — вскинулся царевич, но царь Федор вскинул руку, и Иван послушно умолк.

— Так вот, ежели мы свеев разгромим, то полной свободы в торговле нам все одно не достичь. Потому как даже после того, как мы свеев с шеи скинем, датчане со своей Зундской пошлиной останутся, а там и англичане пакостить начнут. Эвон оне как голландцев-то в прошлом годе пощипали! [10] Имеется в виду первая Англо-голландская война 1652–1654 гг. Да и те же голландцы на нас уже очень давно недобро посматривают. Так что любой результат — всегда временный. Очень многое из того, что люди достигают войной, можно достигнуть другими способами — соглашением, браком между наследниками, подкупом, да и просто демонстрацией своего могущества. Даже подкуп все одно обойдется дешевле войны. Потому что войны чаще всего разорительны. Не говоря уж о том, что в них гибнут люди, кои, а вовсе не золото, и есть главное богатство любого государства. Золото имеет свойство быстро кончаться, и ежели у тебя нет подданных, то взять новое тебе неоткуда, а вот если есть… — Царь замолчал.

Иван помолчал, переваривая сказанное, а затем осторожно спросил:

— Но зачем же ты тогда исполчаешь армию?

— Вот! — Царь наставительно поднял палец. — Добрый вопрос! И как ты думаешь?

Царевич несколько минут сидел, покусывая губу и напряженно размышляя, и наконец нерешительно произнес:

— Ну… эта война обойдется дешевле?

Царь усмехнулся.

— Она уже проделала здоровенную дыру в моей казне, а через месяц собирается Земский собор, который наложит на страну такую же денежную тяготу, коя была во времена Польской войны… Сумеешь подсчитать, сколь долго из тех денег мы могли бы платить свеям любые пошлины?

— Тогда не знаю… — вздохнул царевич.

Его отец улыбнулся.

— А между тем ты прав. Война действительно обойдется дешевле. Но чем что? — Царь замолчал.

Царевич некоторое время ожидал продолжения и, не дождавшись, повторил:

— Чем что?

— А вот давай посчитаем! — рассмеялся царь. — Во-первых, армия будет воевать. Хорошо это или плохо? На первый взгляд — плохо. Мы же с тобой разобрались, что воевать дорого и накладно. Все проблемы можно решить миром. Но! Как ты думаешь, дадут ли нам возможность всегда решать их миром?

Царевич убежденно мотнул головой:

— Нет, конечно. Непременно кто-нибудь решит, что проще отнять либо принудить силой, чем договориться. И нападут. Даже ежели мы сами не будем хотеть воевать.

— Вот! Значит — воевать все одно придется. И, как ты верно подметил, не только тогда, когда сам решишь, но и тогда, когда тебя вынудят, хоть ты сего и не хочешь. Так?

— Так.

— А скажи-ка, сын, какая армия будет воевать лучше — та, вои коей до сего момента никогда и не с кем не воевали, либо та, где уже пороху понюхали?

Сын усмехнулся. Мол, что за странный вопрос… Поэтому царь не стал ждать ответа, а сразу продолжил:

— Значит, пока нас не вынудили — стоит подгадать момент да и дать возможность понюхать пороху своей армии в той войне, в которой мы не токмо почти точно не проиграем… Тут угадать заранее невозможно, как бы сие ни казалось очевидным. Вона те же журжени вроде как куда как менее войск супротив миньцев имели, а гляди-кась, как оно обернулось! Но хоть в той, которая нам полной катастрофой не грозит… а в случае коль выиграем, еще и пользу принести может. С этим понятно?

— Да, батюшка.

— Считаем дальше. Свеи сами воевать хотят?

— Ну… не знаю, батюшка.

— А где твои уши были, когда Качумасов о сем рассказывал?

— Так я же позже пришел, батюшка. Когда Трубецкой говорил.

— А… ну да. Ну так вот говорю тебе, что повоевать они не прочь. Потому как даже сейчас, когда у них казна пуста, нас себе ровней они не считают. И то сказать — у них армия из опытных, закаленных в боях ветеранов состоит. Противу немцев сражавшихся. А мы уже почитай семнадцать лет ни с кем не воевали. Да и тогда токмо супротив поляков, коих свеи со времен Густава II Адольфа за достойных противников не числят.

— Ну мы и супротив ихнего Густава Адольфа… — вскинулся царевич.

— Супротив Густава Адольфа мы бы выдюжили. Это точно. И в конце концов крепко его побили бы. Но именно в конце концов, до коих мы тогда не дошли. И потому свеи считают, что, наоборот, это Густав Адольф нас пожалел. Вернее, не пожалел, а просто… ну вроде как на другое отвлекся. Более для него вкусное как бы. На Германскую войну… Ведь вообще очень немногие способны реально оценить, как дела обстоят на самом деле. Большинство, принимая решения, исходит не из реальности, а из кажущихся таковыми собственных иллюзий. Оксеншерна был из первых. А нынешний свейский король Карл X Густав — из вторых. Нет, он умен и опытный генерал, но вот правитель пока слабый. Потому как не знает главного принципа любого правителя, коий так точно сформулировал ректор нашего университета: «Подвергай все сомнению» [11] Квинтэссенция картезианского «метода радикального сомнения», введенная в философию Рене Декартом. . И убежден, что то, что он считает истиной, эта самая истина и есть. Понимаешь, о чем я?

Иван сосредоточенно кивнул:

— Да, батюшка…

— Тогда идем дальше. Достаточно ли того, чтобы считать войну выгодной для государства, ежели она позволит приобрести военный опыт армии и устранит угрозу торговле?

— Мне кажется, нет, — качнул головой царевич.

Царь удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. Но что тогда нужно еще?

— Мне думается, что еще нужно сделать так, чтобы с этой стороны более никогда и никакой угрозы не исходило… ну как ты сделал с Польшей, батюшка.

— Вот, — опять кивнул царь, — верно говоришь. И как же этого добиться?

— Ну… надобно, во-первых, уменьшить свеям земли и население. Это их уже ослабит. А затем, как и на поляков, наложить большую контрибуцию. Пусть работают только на то, чтобы ее выплатить, и не о каких иных делах, могущих нам убыток учинить, не помышляют.

Царь снова кивнул, но как-то так, с легкой усмешкой, бросив быстрый взгляд в сторону главы Посольского приказа. И спросил:

— А скажи-ка, сын, какие земли ты полагаешь необходимым отторгнуть от свеев?

— Лифляндию!

— А хватит сего, чтобы они более нам неопасны были?

— Ну… не знаю. Может, и нет. Ну тогда и Финляндию. Более и не вижу ничего. Через море нам воевать свеев шибко неудобно будет. У нас и флот похуже, да и шхеры оне свои знают куда как лучше нас…

— Один урок — подвергай все сомнению — ты уже от меня услышал, сын, — задумчиво произнес царь, — хотя усвоить его тебе еще предстоит. Так вот, теперь слушай другой: ставя цель, трудности при ее достижении принимай как задачу, а не как основание для отказа в достижении. Вот скажи, достаточно ли будет отторгнуть от свеев Лифляндию и Финляндию, дабы навсегда обезопасить страну с этой стороны?