Вячеслав Шпаковский - Если бы Гитлер взял Москву

Все пензенские заводы работали на оборону. Так, на заводе «Пензмаш» в ноябре 1941 года было начато производство реактивных минометов БМ-8 на базе автомобиля ЗИС-5, комплектующие для которых ему поставляли свои же пензенские заводы: велосипедный завод имени Фрунзе, 1-й мехзавод, паровозоремонтные мастерские. Кузнецкий завод текстильных машин начал выпуск 45-мм снарядов и минометов, а на заводе сельхозмашин в городе Белинске Пензенской области наладили выпуск минометных мин. На предприятиях легкой промышленности, промкооперации и коопин-союза шили одежду, обувь и белье для солдат, а также плащ-палатки. Только лишь за август — декабрь 1941 года на предприятиях местной и лесной промышленности для нужд армии было изготовлено 20 000 пар лыж и еще 7000 саней со всей упряжью. Как и повсюду, люди собирали и сдавали деньги на танки и самолеты, записывались в доноры, а девушки — вчерашние школьницы — работали медицинскими сестрами в госпиталях и выступали с концертами перед выздоравливающими. Мальчишки и девчонки играли в «Тимура и его команду» и чем только можно помогали тем семьям, в которых были люди, ушедшие на фронт.

В паровозоремонтных мастерских станции Пенза-Ш под руководством инженеров Н.К. Безрукова, Б.А. Строкова и И.Ф. Костычева рабочие построили бронепоезд «Смерть фашизму», сражавшийся с немцами под Воронежем на линии Россошь — Лиски. Получив повреждения, он был возвращен чиниться в депо станции Пенза-I и после ремонта вновь убыл на фронт, где и погиб под бомбами немецких самолетов ввиду слабости его ПВО, состоявшей всего лишь из двух спаренных пулеметов ДА-2.

В многочисленных лагерях вокруг города готовили пополнение для фронта, но в целом войск на территории области было немного, а в самом городе располагался всего один 97-й отдельный батальон ВНОС, укомплектованный в основном девушками и имевший не более десятка приданных ему 37-мм зенитных орудий. Немецкие самолеты над Пензой летали, но так ни разу ее и не бомбили, хотя каждый раз зенитчики по ним открывали огонь. Кто-то из жителей даже пустил слух, что кто-то из верхушки фашистского рейха имеет в

Пензе дальних родственников и потому существует приказ о том, чтобы ее не бомбить!

Однако все изменилось в 20-х числах июня 1942 года. Совинформбюро сообщило, что немецкие войска захватили Арзамас, Горький и теперь поворачивают на юг. А там, на юге, уже были потеряны Воронеж, Лиски и шли бои у станции Поворино. Одновременно сообщалось, что немцы вошли в Мичуринск и что советские войска, чтобы не допустить их окружения и в целях «спрямления линии фронта форсированным маршем отходят к Тамбову». В городе сразу же оказалась куча беженцев из близлежащих городов, и все они стремились пробиться за Волгу в Куйбышев и Саратов, а то, убежденно говорили они, «немец и сюда скоро придет».

Было известно, что в городе находится нарком минометного вооружения П И. Паршин и что в обкоме партии идут непрерывные заседания, однако что там решают, населению не сообщалось. Зато всех свободных от работы жителей города позвали рыть окопы и устанавливать противотанковые заграждения. Временно мобилизованными объявлялись артисты и писатели, а также члены их семей, художники и сотрудники всевозможных печатных изданий, пропагандисты-агитаторы, а также все школьники с 14 лет. Каждый должен был прибыть со своей лопатой или киркой, а тем, у кого данный инвентарь почему-то отсутствовал, вручались носилки и тачки.

23 июня две самые северные армии группы «Юг» — 6-я полевая армия и 1-я танковая — начали совместное наступление в направлении на юго-восток. При этом танки Клейста должны были идти к Поворино и Балашеву, а Манштейн — наступать на юг и двигаться по левому берегу Дона в направлении на Сталинград.

В тот же день деревня Немчиновка Колышлейского района подверглась первому удару немецкой авиации с воздуха. Вначале немчиновская молодежь, отдыхавшая после трудового дня на завалинках возле своих домов и на скамейках колхозного сада, услышала гудение приближающегося с запада самолета. Приблизившись к деревне, боевая машина начала облет местности. Среди наблюдавших за маневрами самолета началась паника, послышались тревожные выкрики.

Молодой фронтовик Кузьма Сиротин, демобилизованный из действующей армии из-за тяжелого ранения, сразу сообразил, что будет бомбежка. Имея фронтовой опыт, он криком оповестил об этом всех присутствующих и предложил разбегаться по саду по 2–3 человека.

Когда самолет пошел на третий круг, грянул первый бомбовый взрыв…

Всего было сброшено, как утверждали очевидцы, 11 бомб. После чего самолет взял курс на юго-запад.

Взрывами были частично разрушены три дома. Осколки бомб изрешетили деревянные стены, были повреждены оконные рамы, разрушена кровля. Однако никто из жителей, по счастью, не пострадал.

До утра в Немчиновке царила суматоха — некоторые из сельчан даже стали укладывать свои пожитки, чтобы покинуть деревню.

Только с приездом на следующий день в Немчинов-ку военных и представителей районного руководства паника поутихла. На сельском сходе было объявлено о необходимости светомаскировки на окнах домов, рытья бомбоубежищ. Народ был так напуган, что долгое время еще по ночам многие укладывались спать на улице, возле домов, — ждали очередного налета. Однако опасения оказались напрасными, бомбежек больше не было…

Что же касается дежурившей в тот день девушки из 97-го отдельного батальона ВНОС, то за несвоевременное оповещение о прорыве немецкого самолета сквозь линию наблюдения суд военного трибунала приговорил ее к расстрелу, и уже на следующий день приговор был приведен в исполнение расстрельной командой Пензенского тюремного замка, а попросту — городской тюрьмы, доставшейся городу еще от времен самодержавия, а «замком» прозывавшейся за свою своеобразную и довольно-таки вычурную архитектуру.

Впрочем, новых налетов все же не последовало, но каждый чувствовал, что это не более чем забота будущего хозяина о том, чтобы не портить свое же имущество, поскольку наступление немцев на город развивалось стремительно.

Вечером того же дня два инженера, Виктор Иванович Шелест и Зиновий Львович Березкин, встретились на квартире у последнего в одном из домов по улице ИТР (Инженерно-технических работников), где в основном как раз и проживала техническая элита пензенских заводов.

— Чего звал-то? — спросил Шелест Березкина, когда тот пришел к нему уже совсем затемно. — Нельзя было на работе поговорить…

— Да можно! — сконфузился хозяин. — Понятно, что и ты устал, да и я тоже. Но на работе ведь всякие люди есть. Начнутся расспросы — что, да как, да почему, а мне хотелось бы прежде всего с тобой посоветоваться. Дело в том, что я тут кое-что хочу предложить — ну ты помнишь, у нас было объявлено о необходимости всячески развивать изобретательскую работу, а лезть в глаза начальству мне что-то не хочется. Я же ведь, пусть и давно, но был под арестом и как раз из-за этого самого изобретательства. Опять какая-нибудь сволочь напишет, что я «подрываю оборонное могущество Родины». Сам знаешь! Евреев у нас не больно любят, в том числе и у нас, на нашем заводе…