Олег Шушаков - И на вражьей земле...

Так, теперь наши потери…

Семнадцать самолетов. Но люди-то живы. Старший лейтенант Савкин ранен легко, остался в строю. Трое сели на вынужденную. Целехоньки. Двое выпрыгнули с парашютом и уже вернулись в свои части. Значит, что?… Значит, наши потери – одиннадцать летчиков. Так и запишем!

Он размашисто подписал рапорт и пошел к комдиву.

Смушкевич был человек отходчивый и понимал, какая ответственность лежит на Жукове. Поэтому махнул рукой на дневную размолвку и выкинул ее из головы.

Жуков нисколько не жалел о выволочке, которую он устроил Смушкевичу. Но зла на него держать не собирался, потому что был прав!

Поэтому, когда Смушкевич зашел к нему в юрту и доложил результаты воздушного боя, он крепко пожал ему руку и от чистого сердца поздравил с победой.

А потом еще раз перечитал рапорт… Все как надо. Молодец Смушкевич! Может, если захочет, подать товар лицом. Численное превосходство противника в начале боя имелось?… Имелось! Самураев сбито больше?… В три раза! И враг бежит, бежит, бежит!.. И вообще, когда в небе сражается столько самолетов за раз, это уже не воздушный бой, это уже воздушное сражение.

Так в Москву и доложим. Крупнейшее в истории авиации воздушное сражение нами выиграно! Ай да Жуков! Ай да сукин сын!..

Поздно вечером комкор Смушкевич приехал в осиротевший двадцать второй полк. Он обошел все самолеты на аэродроме, побеседовал с техниками. А потом собрал летный состав в штабной юрте и подробно расспросил о впечатлениях от встречи с самураями.

Больше всего его интересовали боевые возможности японских летчиков.

И все как один, не сговариваясь, отметили большую выносливость, тактическое мастерство и волевые качества японских пилотов. Очень опасные противники!..

– Но, товарищ комкор, – резюмировал военком полка старший политрук Калачев, сбивший, кстати, в этом бою один японский самолет. – Мы их бьем и будем бить, пока не уничтожим или не принудим сдаться!

И все захлопали. А комкор улыбнулся:

– По докладам командиров полков, в бою участвовало девяносто пять наших истребителей и сто двадцать японских!..

Кто-то удивленно присвистнул. Но Смушкевич не обратил внимания. Это было не совещание, а просто беседа боевых товарищей. И продолжил:

– Сбито более двадцати пяти японских самолетов!.. Отличились майоры Глазыкин, Грицевец, Кравченко, капитан Герасимов, старшие лейтенанты Рахов, Орлов, Викторов и многие другие…

– Гнали самураев пинками аж до самого Ганьчжура! – не удержался от реплики кто-то из летчиков. – А они летели и кувыркались! – закончил он, и веселый смех прокатился по юрте.

– Точно! – улыбнулся комкор. – И это настоящая победа!.. А как вы думаете, ожидать ли нам от них ответной любезности?

– Самураи – народ мстительный. Обязательно захотят рассчитаться за свое поражение. И в самом скором времени! – ответил за всех майор Кравченко. – Но мы их встретим, как дорогих гостей, и угостим, как положено! – закончил он под общий смех и улюлюканье.

– Гостеприимство – это хорошее качество! – сказал Смушкевич. И смех стал еще громче.

– Ну а если серьезно, – продолжил он, когда летчики успокоились. – Бои нам предстоят не шуточные! Я думаю, что все это уже поняли… Есть сведения, что командование Квантунской армии перебрасывает на Халхин-Гол хорошо обученные, опытные истребительные части из Китая и Японии. Поэтому максимальное внимание, товарищи командиры, – обратился он к Балбшеву и Калачеву. – Надо уделить вопросам тактической подготовки летчиков к предстоящим боям.

Балбшев чуть подался вперед при этих словах комкора и кивнул, словно подтверждая важность сказанного. Калачев, делавший заметки в своей рабочей тетради, поднял голову и посмотрел на Смушкевича.

– И вам, товарищи советники, не стоит успокаиваться, – комкор повернулся к Кравченко и его товарищам. – Да, вы многое сделали, чтобы передать свой боевой опыт. И сегодняшний бой это показал! Но впереди еще много боев! До сих пор некоторые из ваших учеников бросаются на японцев очертя голову, как только их увидят!

– Сашка Пьянков, у нас такой драчливый! – опять влез кто-то из пилотов. Но Смушкевич шутку не поддержал, и на шутника зашикали его же товарищи.

– Необдуманный риск, – сказал Смушкевич. – Приносит лишь потери самолетов, а главное – летчиков. Подготовленные боевые летчики – это ценные кадры, это специалисты, без которых не решить поставленную задачу по разгрому врага…

Когда комкор уехал, Владимира поманил рукой майор Кравченко.

– Ты сегодня на семнадцатой летал? – спросил он.

– Я, товарищ майор, а что? – подтвердил Владимир.

И тогда Кравченко обнял его, а потом крепко пожал руку. Владимир смотрел на него, ничего не понимая.

– А я сегодня – на семерке! – сказал он и широко улыбнулся. – Так что с меня причитается!

– Да что вы, товарищ майор! – смутился Владимир. – Вы ж меня до дому проводили, а то сожгли бы меня за милую душу.

– Ладно, ладно! Ходил за мной, как на веревочке. Молодец!.. Я сам видел, как ты самурая завалил! И в рапорте указал. Так что, с почином тебя! – Кравченко хлопнул его по плечу.

– Спасибо, товарищ майор!

Халхин-Гол, конец июня 1939 г.

Комкор Смушкевич ничуть не преувеличивал, когда говорил, что японцы перебрасывают на Халхин-Гол новые истребительные части.

Командир второго хикосидана, то бишь второй авиадивизии, Квантунской армии генерал-лейтенант Тецудзи Гига не предполагал, что советское командование введет в бой столько самолетов сразу и создаст пятикратный перевес! Понятно, почему пилоты временной оперативной авиагруппы, риндзи хикотай, не смогли с ними справиться, хотя и сбили сорок семь истребителей врага! Потеряв при этом всего семь своих!.. Теперь надо было что-то срочно делать. Поэтому генерал, не мешкая, перебросил в Ганьчжур и Саенджо еще шестьдесят истребителей и перевел свой штаб в Хайлар, для более оперативного руководства боевыми действиями…

Над монгольской бескрайней степью, выгоревшей до желтизны, раскинулось такое же бескрайнее, выцветшее до белизны небо. Видимость – миллион на миллион. Ни ветерка. И даже комары куда-то попрятались, пережидая полуденную жару.

Летчики семидесятого истребительного полка лениво лежали на чехлах в теньке под крыльями своих боевых машин и ждали сигнала на вылет, но, видимо, летать сегодня уже не придется… Самураи после вчерашней нахлобучки зализывали раны и в небе не показывались.

– Ты знаешь, Борис, – повернул к лежащему рядом майору Смирнову свое сухое и сильное, обтесанное ветрами разных широт, лицо Сергей Грицевец. – Интересная мысль мне сейчас в голову пришла… А ведь эта война идет в очень благоприятных условиях! И меня, как бойца, вполне устраивает.