Татьяна Апраксина - Дым отечества

— Считайте, граф, что ваше предложение принято. Что ж. Кто стучит, тому откроют, а кто ищет, тот найдет. Эта истина веры у нас с Арелатом общая. Думаю,

— продолжает принц, — что именно вы в ближайшее время отыщете оригинал.

— Приложу все усердие, Ваше Высочество, — кланяется д'Анже. Найти придется. Совершить чудо, вылезти из кожи вон, но найти.

— На ваше усердие будет полагаться только дурак… — кривит рот герцог Ангулемский. — Давайте назначим место, где вы его найдете.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спрашивает король.

— У нас есть копия. У меня есть описание подлинника. Чернила, пергамент, пометки и потертости воспроизвести несложно. А вот воров и разбойников лучше взять настоящих — какая им разница, за какие именно подвиги им висеть или грести?

12 октября, вечер — 13 октября, утро

По дворцовым коридорам ползет яркая пестрая змея. Ползет, извивается, обтекая углы, стекая по лестницам или поднимаясь вверх, растягивается в узких переходах, сжимается в просторных галереях. Ползет, шуршит, шелестит, присвистывает, прищелкивает, позвякивает, постукивает. Нрав у змеи — змеиный, разумеется, вот она и присматривается, принюхивается, пробует раздвоенным языком: кого бы ужалить? В кого бы вцепиться и выпустить яд? От покоев Его Величества змея ползет прямиком к покоям мадам Шарлотты, госпожи герцогини Корво, сестры Ее Величества королевы Жанны Армориканской. Что делать в покоях второй дамы королевства ядовитой змее? Вопрос, достойный провинциала или, хуже того, чужака. Всему Орлеану известно, что делает Его Высочество герцог Ангулемский в Большой приемной Ее Светлости. Он там проводит почти самые лучшие часы своей жизни. Почти — потому что, по его собственному признанию, самые лучшие он проводит в Ромском доме, принадлежащем все той же госпоже герцогине. И туда он является без ядовитого хвоста. Потому что этот хвост, заметят сплетники, но только про себя или в очень узком кругу, ему там не нужен. Но в этот раз змеиная голова в дурном настроении и настроение это уже передалось хвосту, но еще не просочилось в окружающий лес. Да, конечно, на лице

Его Высочества написано крайнее недовольство жизнью, но оно всегда там написано. Да, конечно, то, что герцога Ангулемского отозвали с полдороги, не может его радовать — но, с другой стороны, Его Величество с Его Высочеством в этот раз обошлись без крика, битой посуды и, слава тебе Господи, хлопанья дверьми. А общество герцогини Корво всегда действует на него благотворно… Хвост втекает в Большую приемную, и без того заполненную на две трети, и в широкой зале с гобеленами на стенах делается тесновато. Так явственно делается, что сразу очевидно: кто-то здесь лишний. Едва ли это девицы и замужние дамы, развлекающие себя сплетней, вышивкой, чтением, музицированием или кокетством, а то и всем сразу. Треть дам — фрейлины мадам Шарлотты, две трети — их родственницы, подруги и прочие гостьи. Треть кавалеров также состоит в свите герцогини Беневентской, а остальные завелись как-то сами по себе, как обычно заводятся во дворце, в составе малого двора, двора Ее Высочества различные господа. Кто-то явился — опять же — со сплетней, кто с новостью, кто с подарком, а кто с хвалебной поэмой. Половина гостей — своеобразное наследство, полученное госпожой герцогиней от королевы Марии Каледонской, так скоропалительно отбывшей домой. Опытные рассказчики, великие сплетники и ценители умной беседы, проводящие во дворце не годы даже — десятилетия. Монархи сменяются, а эти — вечны.

Естественно, все эти люди достаточно умны, чтобы не спорить с Его Высочеством за внимание герцогини. Самые умные — и чуткие — из них, стремятся слиться с обстановкой, благо она на это отчасти рассчитана (ибо покинуть ставший негостеприимным зал — нанести тяжкое оскорбление хозяйке). Но с дороги успевают исчезнуть не все. Несколько раз змеиное тело натыкается на препятствия — тут некстати выставлен веер, там, совершенно не к месту, обнаруживается на чьем-то пути рука с бокалом, а дальше ручей взбаламучивается, резкий голос, еще более резкий ответ, звук оплеухи, приглашение прогуляться сей же час, дабы уладить дела. Стычка. Самое обычное в Орлеане дело. Гораздо более необычно, что некоторые позволяют себе затевать ссоры прямо во дворце, на пустом месте, не боясь ни Господа, ни черта, ни Его Величества. Вышедшие из приемной вернутся сегодня, еще не успеет отбить полночь. Но не все — своими ногами. Оставшиеся делают ставки, кто победит, и чья партия понесет наибольший ущерб. Шепот и шорох не исчезают, просто становятся тише. Умные и чуткие смотрят на прорехи в рядах гостей — и обмениваются взглядами. Веера, вино, отдавленные ноги, случайные толчки, конечно же. Дело только в этом и в дурном настроении Его Высочества… а что отсутствующие в большинстве своем смели вести себя слишком вольно и, скорее всего, успели надоесть хозяйке приемной, это не более чем случайное совпадение, не так ли? Откуда бы герцогу, который только что прибыл с севера, знать, кто именно успел досадить его любовнице? Разве что эти двое мысли друг друга читают — вот же мадам Шарлотта, едва взглянув на гостя, звонит в колокольчик и велит подавать ужин. Хотя герцог не успел пожаловаться на голод. Эти двое друг друга стоят, думают завсегдатаи приемной, разглядывая гобелены, портреты, чулки и перчатки друг друга, все, что угодно — только не пестрый ядовитый хвост и не высокого человека, за которым он следует. Его Высочество раскланивается перед хозяйкой, то же делает и свита. Красивая женщина в кружевном, расшитом золотыми и серебряными нитями чепце легко поднимается навстречу гостю, приседает в поклоне, приветствуя его, как надлежит приветствовать принца крови, наследника престола. Эти двое, отмечают завсегдатаи, на удивление церемонны, по крайней мере, при свидетелях. Оба чрезвычайно ценят этикет, формальности, освященный традицией порядок… когда им это удобно. Когда можно сыграть красивую сценку, а сорняки из гостиной уже выполоты.

— Ваше Высочество, мы не ожидали, что вы вернетесь до зимы, — высоким хрустальным голосом говорит госпожа герцогиня.

— Если я и был огорчен тем, что дела государства требовали моего присутствия в Орлеане, то радость от возможности видеть вас смыла это огорчение, словно воды Потопа.

О причинах возвращения — естественно, ни слова. О Его Величестве Людовике — тем более. Слушая этих двоих и не подумаешь, что в Аурелии есть король. Меж тем, король в Аурелии все-таки есть, а у короля есть супруга, Ее Величество Жанна Армориканская, и двум членам свиты Ее Величества был нанесен непоправимый ущерб — одного в стычке попросту убили, а другого опасно ранили, и королева Жанна, большая нелюбительница стычек, поединков и прочих кровопролитий вне войны, начинает свое утро с того, что оглашает приемную своего царственного супруга скорбной жалобой. А скорбная жалоба в исполнении королевы — зрелище весьма внушительное, ибо Ее Величество не обижена ни ростом, ни статью, ни полнозвучием голоса. Да и скорбь в этом голосе звучит скорее как боевая труба: «Доколе будешь ты,