Алексей Махров - Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего

На башню «медведя» залезать крайне неудобно, и я поначалу хотел ограничиться капотом. Но хитрый Димыч внес в конструкцию некоторые усовершенствования, заключавшиеся в приваривании к борту стальной лесенки, а на крышу башни прочных поручней. Накануне я два часа репетировал «восхождение», стремясь добиться, чтобы это выходило быстро, но не создавало впечатление спешки. И вроде бы мне это удалось. Тренировки не прошли даром — я пулей взлетаю на броневик и величественно выпрямляюсь. Ну, с богом…

— Что, доигрались?

Я произношу это негромко, но все молчат, так что слышно в самом дальнем уголке.

— А я ведь к вам обращаюсь, — пристальный взгляд в сторону русской части пленников. — Ладно эти, островитяне, они приказ выполняли, но вы… Э-эх! (Энергичный взмах рукой.) Видеть вас не могу — противно. Убирайтесь на все четыре стороны. И чтоб духу вашего в России не было. Сейчас же на поезда, до границы и взашей, к… (долгая пауза).

В колоннах шевеление. Такого пленники не ожидали. В самом деле не ожидали. Прогнать из России, в никуда? А здесь семьи, дома, Родина…

Внезапно, по единому порыву, колонны русских с воем рушатся на колени. Несколько «пленных» офицеров, посчитавших, что дворянам и офицерам на колени бухаться невместно, попытались остаться стоять. Но оказавшиеся рядом солдатики моментально опускают их «ниже плинтуса» и приводят в общее, коленопреклоненное состояние. Не самыми джентльменскими способами. Шум такой, что я просто молчу. Проходит минута, другая…

Постепенно из этого человечьего воя начинает ясно выделяться:

— Батюшка, смилуйся! Отец родной, прости, пощади! Бес попутал!

Я молчу с неприступным видом. Так, дальше у нас по сценарию…

На парад-плац выходит священник. В толпе по краю Марсова поля шепот: «Иоанн, протоиерей Иоанн!» [95] Сергиев Иван Ильич (1829–1909), священник Русской Православной Церкви, митрофорный протоиерей; настоятель Андреевского собора в Кронштадте; член Святейшего Правительствующего Синода с 1906 года (от участия в заседаниях уклонился), член Союза русского народа. Проповедник, духовный писатель, церковно-общественный и социальный деятель право-консервативных монархических взглядов. Канонизирован (святой праведный Иоанн Кронштадтский). В описываемый момент времени — протоиерей Андреевского собора. Он подходит ко мне, низко кланяется:

— Прости их, великий государь! Не ведали заблудшие, что творят. Не лишай их родины. Я, монах недостойный, молю тебя за них. Будь милосерден. А они, всем сердцем раскаявшись, отслужат тебе твою милость. В том и присягнуть могу. — Он поднимает вверх крест, а потом опускается передо мной на колени.

— Поднимитесь, святой отец. И не просите за них больше. Я-то их, может быть, и простил бы, да Родина предателей не простит!

Словно в подтверждение своих слов я оглядываюсь на свою свиту. Ренненкампф деловито разглаживает усы, Гревс застыл изваянием, Волкобой что-то тихо шепчет Долгорукову. Татьяна нервничает. Она понимает русский уже достаточно и сейчас искренне сочувствует пленным. Ведь ни я, ни Васильчиков не предупредили ее о сценарии…

Неожиданно из толпы народа выскакивает и мчится к нам невысокая крестьянская девушка в простенькой, но чистой одежде, со сбившимся назад платком и развевающейся косой. Она подбегает к «Жигулям» и бросается на колени перед Мореттой:

— Матушка, заступница, помилуй! Попроси государя помиловать их, — она всхлипывает и заливается слезами. — Брат у меня там… Глупый он… обманули его…

Татьяна растроганно шмыгает носом и смотрит на меня, словно на икону. Затем вылезает из машины и подходит к броневику. В наступившей тишине звенит ее голос:

— Муж мой, ваше величество! Я тоже прошу вас о пощаде для этих несчастных…

Я, немного отвернувшись от толпы, делаю вид, что задумался. Тишина становится оглушающе давящей. Наконец я поворачиваюсь к пленным:

— Хорошо, я пощажу вас. Но вот что же мне с вами делать? В армии вам места нет, а на что ж вы тогда нам?

Рев из коленопреклоненной массы становится оглушительным:

— Батюшка, да куды хошь! Хоть в Сибирь!

Я делаю вид, что задумываюсь:

— В Сибирь? Ну, в Сибирь — так в Сибирь! Да будет так! Пока вы — мне не подданные! Отправляю вас всех к великому князю Павлу, на строительство. Если заслужите — он сам вам даст свое поручительство. Только с ним, с его поручительством, вы снова — подданные России. А пока вы лишены всех прав и моей защиты!

Васильчиков прыгает в седло быстро подведенного вестовым коня. Привстав в стременах, князь зычно кричит:

— Лишенцы! Слушай мою команду! К погрузке на поезда! Для строительства Транссибирской магистрали! По-ротно! Первая рота — прямо, остальные — на-пра-ВО! Шагом, марш!

Под грохот барабанов колонны строителей Транссиба покидают Марсово поле. Каждая рота, проходя мимо нас, орет: «Великому государю, Николаю Александровичу, слава! Ура!» Молоденькая крестьянка, «сестра» кого-то из лишенцев, целует Татьяне руки. А из верхнего люка броневика появляется Димыч. Он смотрит на меня снизу вверх и ехидно спрашивает полушепотом:

— Величество, а когда уже знамена бросать будут?

Я незаметно показываю ему кулак. Шутки ему все…

А у меня ведь еще вторая серия осталась…

…Вновь взревывает движок «Медведя», я вцепляюсь в поручень, чтобы не сверзиться с этой верхотуры. Но Димка ведет тяжелую машину очень аккуратно и плавно. Меня даже не качает. Мы не спеша подъезжаем к стоящим на парад-плаце англичанам:

— Я буду говорить с вами по-русски. Кто знает этот язык — поднимите руки!

Жидкая поросль рук взметывается над угрюмыми колоннами.

— Говорить буду медленно, поэтому успеете перевести услышанное своим товарищам.

Пауза.

— Вы напали на нас без объявления войны! Вы влезли к нам в дом! Подло, как ворье среди ночи. Почему? Чем мы вас обидели? Мы украли у вас хлеб? Мы грабили ваши дома? Мы насиловали ваших жен и дочерей? Мы убивали ваших братьев?

Англичане молчат, но молчание их становится каким-то испуганным. Кажется, будто тишина наполнилась страхом и ожиданием чего-то невыносимого. Многие косятся на башенный пулемет у моих ног.

— Вы скажете, что вы солдаты и выполняли приказ. А я вам отвечу: тот, кто выполняет подлый приказ, бесчестный приказ, солдатом считаться не может! Ваша страна и ваша королева до сих пор молчат.

Никто не интересуется, живы вы или уже умерли. Вы им не нужны! Но и нам вы не нужны. А потому я поступлю с вами так: вы все, сколько вас тут есть, невзирая на бывшие ваши чины и звания, отправитесь в Сибирь. Там вы станете работать, пока не отработаете то, что разрушили, украли или слопали. После этого — на пароход, и катитесь, куда угодно! Нам человеческое отребье без надобности! На время пребывания в России вы лишаетесь всех прав. Вы — никто, вас нет! Будете работать — будут кормить. Ступайте. Ни мне, ни остальным людям вы больше не интересны.