Максим Калашников - Битва за небеса

Я – не теоретик. Я верю больше собственным наблюдениям и опыту. И подчас кажется, что все уже давно известно, и надо только нарушить заговор молчания. Что же получается?

24 сентября 1940 года в гитлеровской Германии с невероятным успехом дебютировал фильм режиссера Файта Харлана «Еврей Зюсс», отчасти по роману Фейхтвангера. Содержание этой киноленты можно узнать из совершенно незапретной книги Роберта Герцштейна «Воина, которую выиграл Гитлер» (Смоленск, «Русич», 1996 год). А еще лучше – самим посмотреть этот ныне запрещенный фильм.

Дублированный, он ходит по Москве в видеокассетах под названием «Сладкий жид».

Но сюжет его интересен. В начале 18 века в маленьком немецком государстве Вюртемберг жители выбирают себе правителя, герцога Карла-Александра. Он клянется править справедливо и по закону, принося в том торжественную присягу перед вюртембергским Советом – Ландратом, состоящим из уважаемых граждан.

Но в дело вмешивается талантливый интриган – европеизированный, лощеный еврей Зюсс Оппенгеймер. Он ссужает герцогу деньги, покупает ему роскошные вещи, поставляет выпивку и сговорчивых красоток. Взамен же он добивается того, что спивающийся правитель делает его премьер-министром Вюртемберга. Наделяя Оппенгеймера чрезвычайными полномочиями в проведении экономических реформ. Всякий, кто выступит против Зюсса-реформатора, считается бунтовщиком против герцога и подлежит наказанию вплоть до смертной казни.

Реформы начинаются. Зюсс вводит тяжелейшие налоги, которые порождают дикий рост цен и угнетение промышленности, массовое разорение тружеников-вюртембергцев. Зюсс вводит специальные пошлины на дороги – и экономика издыхает из-за роста цен, производство останавливается, разоряются крестьяне и ремесленники. Зато деньги вовсю перетекают в руки банкиров и ростовщиков из еврейского гетто. Недовольные жестоко караются.

Возмущение растет в Вюртемберге. Но герцог пьянствует и развратничает, души не чает в своем реформаторе и слышать не хочет протестов. Мол, Оппенгеймер пополняет бюджет государства! А Зюсс без устали дарит ему богатые подарки, подсовывает податливых баб н выпивку.

Совет государства становится в оппозицию. И тогда герцог, нарушая данную Совету присягу, готовится расстрелять его из пушек. Для подавления народа Вюртемберга планируется использовать наемников, и Оппенгеймер мчится в еврейское гетто – собирать деньги банкиров и ростовщиков на поддержку герцога и на оплату наемных солдат. Ведь нужно удержать власть над Вюртембергом, сохранить возможность его грабить. Но внезапно апоплексический удар поражает пьяного правителя – и он умирает. (В те времена, увы, не было кардиохирургов Акчурина и Дебейки, говорят, спасших проспиртованное сердце Ельцина в 1996). Оппенгеймер схвачен, судим – и вот его вешают в стальной клетке. Перед смертью он жалок, и молит о пощаде. Но дно клетки отваливается, и ноги его повисают в пустоте.

Файт Харлан оказался пророком. Он почти один к одному изложил историю президентства Ельцина в 1991-1993 годах. За исключением финала: Ельцин все-таки расстрелял Верховный Совет из пушек в октябре девяносто третьего. А так все есть – и реформаторы, и чрезвычайные полномочия для них. И – пьянки, и подсунутые на высочайшую подпись указы, заменявшие тогда законы. Харлан в точности изобразил технологию действий «чужих» в нашей стране.

Ныне модно смеяться над теорией заговоров. Ха-ха – разве можно направлять события сотни лет подряд? Но как тогда объяснить пророчество Харлана, так страшно сбывшееся в русской стране? В случайные совпадения мне что-то не верится.

А вы, читатель, разве не замечали в обычной жизни, что рядом с нами ходят вроде бы такие же граждане, как и мы с вами, но при этом всяк их отличит? Они все время дают вам понять, что они здесь только гости, и в любой момент могут уехать из «этой страны». Что они, мол, самые умные, юморные, безумно талантливые и предприимчивые. Что они – истинная интеллигенция. Но при этом отнюдь не инженерная – нет. они предпочитают быть сексологами, политологами, юристами, культурологами. Иными словами, бездельниками с громкими названиями, занятыми пустой болтовней. Трутнями, которые едят, но ничего не производят.

Листаю свое досье. 1997. Почти два года до разгрома Югославии силами НАТО и до начала методического вырезания православных в Косово. «Новости разведки и контрразведки» публикуют речи одного из соратников «реформатора» Чубайса Леонида Яковлевича Гозмана.

"…Мы никогда больше не будем воевать за империю… Безумцам, которые могут оказаться у власти, никогда больше не удастся консолидировать общество вокруг имперских идей… …Спросите нормального среднего человека, проведите опрос, и вы убедитесь, что ему глубоко наплевать, вступает Польша в НАТО или нет. Попытки консолидировать общество вокруг национально-патриотических, имперских идей, на основе страха перед внешними врагами, провалилась… Мы никогда больше не будем империей…

От того, что больше стран вступит в НАТО, нам не будет хуже. Я в этом убежден. НАТО не является враждебной нам организацией… Я хочу, чтобы моя страна вошла в НАТО…" Слышите? Это говорит типичный «чужой». Он обращается к инстинктам тупого «среднего человека», но молчит о том, что этого среднего обывателя плодят прежде всего телевидение и газеты Россиянии, захваченные собратьями Гозмана. «Чужими». Что обыватель – это послушное стадо для пастухов Нового порядка.

Для меня моментом истины стало лето 1992 года. Тогда, проведя с Боровым первую акцию по обличению мафиозности московской власти, ваш покорный слуга был приглашен на некий совет по организации Партии экономической свободы во главе с Константином Натановичем. Мне этот «круглый стол» напомнил заседание какой-нибудь эсеровской группы – как это изображали в фильмах моего детства. С места вскочил директор института коммерческой инженерии Левенчук – худой еврей, бороденка клинышком. «Как наша партия отнесется к тому, что сейчас регионы стараются „отпилиться“ от Москвы?»

«Спокойно. Распад страны должен идти и дойти до каждого отдельного человека. И тогда восторжествует свобода, возникнет Великая Хартия Вольностей», важно ответствовал грузный Боровой, зыркнув масляным взглядом на сидевшую рядом Хакамаду. Я обмер. Внезапно на месте Борового в темно-синем костюме «от кутюр» я вдруг увидел другого Борового. Уже в комиссарской кожаной куртке и с маузером в руке: «Россия – это только вязанка хвороста для мировой революции! Так подожжем ее скорее!» Именно тогда все стало ясно. Эти люди готовы разнести мою Россию на атомы, на молекулы во имя своих бредовых идей. То, что все это кончится страшным пароксизмом резни и крови, что мелкие клочки страны окажутся растащенными между Западом, Китаем и Турцией, точно железные опилки между мощными магнитами, этих особей совершенно не волнует. Как, впрочем, и перспективы гибели миллионов русских людей.