Александр Маркьянов - Сожженые мосты ч.4

С проблемами взаимоотношений с мужчинами Катерина познакомилась очень рано, благо в шхерах это сделать было просто, учитывая какой контингент там подбирался, в основном выходцы из дворянских родов и лучших фамилий России, только выбирай. Год назад, она попала в компанию, в которой был сам Цесаревич! Правда заглянул он только на полчаса, там были несколько других офицеров — но Цесаревич, признаться, запал ей в душу — подтянутый, стройный офицер в форме лейб-гвардии с единственной наградой, солдатским Георгием на черно-желтой ленте на груди, и с глазами цвета кобальта. Она попыталась попасться ему на глаза — а он только мельком взглянул на нее, поговорил с кем-то и тут же уехал. Моника Джелли была ее любимой актрисой — но после этого она порвала все ее фотографии и постеры. Хотя и понимала — без вариантов. Для общения она предпочитала мужчин постарше, слюнявые и наивные сверстники ее не интересовали.

Увы, но из-за мужчин она здесь и оказалась. Верней — из-за мужчины.

Отец с матерью поскандалили, и мать уехала отдыхать на Каспий на две недели, взяв ее с собой. Арендовали там виллу для отдыхающих — довольно богатую, двухэтажную, больше чем у них был дом в шхерах. Мать уделяла ей привычно немного внимания, они вместе ходили на пляж — и если кто-то хотел подмазаться, то называл ее младшей сестрой, и маме это было приятно, она это видела. По вечерам мама всегда была занята, и она понимая это не претендовала на ее внимание, а ходила по дискотекам.

Там то он и познакомилась с Асланом.

На самом деле, Аслан был не сыном богатого землевладельца, как он любил представляться. Он был уголовным преступником и исламским экстремистом. Аслан родился в Кабуле, ходил в школу при британском посольстве — а там почему то учили не только английский язык — но и русский. Потом отца убили террористы, а Гази-шах "помог" — прибрал к рукам все их достояние, Аслану было как раз восемнадцать. Тогда то он, движимый желанием отомстить сначала вступил в экстремистскую организацию "Хезб-ислам-е-Афганистан" [89] Исламская партия Афганистана , международным сообществом признанную террористической, а потом и связался с работорговцами и похитителями людей. Его внешность, манеры, знание четырех языков — фарси, пушту, русского и английского — сделали его идеальным агентом для заброски в Россию. Здесь он был уже трижды, каждый раз меняя внешность — и через его руки прошли одиннадцать рабынь. Он специализировался на особом товаре — в Афганистане ценились совсем юные и красивые русские девушки, желательно блондинки из хороших семей, за них могли дать столько, сколько стоит большой дом в Кабуле. Увы, но дела свои он обтяпывал аккуратно, и двадцатник — двадцать лет каторги за работорговлю, если не попадешь в руки казаков, тогда могут тут же повесить — он пока не получил.

Аслан был совершенно необычный. Одетый во все черное, сильный, с каменными мышцами — она это ощутила, когда танцевали, чуть небритый, с орлиным носом и волчьими глазами, от него буквально веяло мужской силой. Он ее отбил у какого-то двадцатилетнего слютнтяя, представившегося ей графом — просто подошел, взял ее за руку, вытащил из-за столика и повел танцевать (в темноте дискотеки и всполохах светомузыки конечно никто не смог его разглядеть и потом дать описание сыскной полиции). А ей был нужен именно такой мужик, который силой берет все, что ему нужно в жизни, непохожий на отца, умного, но мягкого, которым мать вертела как хотела. Конечно же после танцев она согласилась пойти на пляж и искупаться при луне. Они пришли на пустынный пляж, светила луна, играя мерцающими бликами на воде, она не стесняясь разделась прямо при нем, повернулась к воде, он подошел к ней сзади, обнял… и сунул под нос тряпку с хлороформом. Очнулась она уже в Афганистане.

В Афганистане она очнулась, когда ее везли в машине. Это был старый пикап с открытым верхом и клеткой, большой сваренной из прутьев клеткой, сверху прикрытой дерюгой, похожей на клетки, в каких гастролирующий цирк перевозит из города в город обезьян. Вот только прутья были почему то покрыты сверху каким-то пружинящим, напоминающим резину материалом. Машина прыгала на ухабах, гремела музыка, проходящие мимо грузовики обдавали пикап смрадом и дизельной гарью — но никто не видел ее, потому что стенки пикапа были закрыты съемными крышками — листами фанеры. Она попыталась кричать и начала бить по стенкам своей клетки — но никто не отозвался.

Про работорговлю она ничего не знала — но рабыней быть не собиралась, это точно. Правда ее мнения никто не собирался спрашивать.

Потом ее привезли в город, и вытащили из клетки — грубо, как животное. Все что на ней было — это открытый итальянский купальник, который она перед Асланом снять не успела и какая-то дерюга, которую бросили к ней в машину. Она пыталась драться — но мучителей было двое, и глаза их горели жадным огнем. Эти были молодые, один даже без бороды, он ее попытался то ли бить, то ли лапать — и старший заметил это, свистнула плетка и молодой что-то закричал и отпустил ее. Потом старший и помладше — от обоих страшно воняло, привязали ее к чему-то, напоминающего гинекологическое кресло, она пыталась бить их — но они ее не били, и вообще не замечали ее ударов, потому что синяки и кровоподтеки лишили бы товар товарного вида, и их раис сам бы жестоко избил их за это плетью. Потом самый старший еще раз вытянул самого младшего плетью и что-то сказал. Она не знала, что надсмотрщик только что сказал: эта женщина для раисов, а не для таких сыновей свиньи и шакала как ты!

Потом пришла женщина — в парандже, с сильными, крючковатыми, покрытыми какими то пятнами пальцами и мужчина — лет пятидесяти, в европейском костюме, какие в нищем Афганистане носят только раисы, с жестокими и неподвижными как у рыбы глазами. Женщина сорвала с нее купальник и начала осматривать ее… всю, а потом что-то сказала мужчине. Мужчина с ненавистью посмотрел на нее, потом поднял валяющийся на полу хлыст — но женщина загородила ее собой и что-то сказала. Мужчина гортанно и зло что-то сказал, она разобрала только "руси джаляб" [90] Проститутка, гулящая женщина. Руси-джаляб — русская проститутка. Видимо, работорговец был узбеком, из числа тех, кто не мог вернуться на свою родину, потому что там их ждало суровое наказание. Дополнительно об этом свидетельствует то, что он послушался слов женщины, пуштун избил бы хлыстом обеих , потом бросил хлыст, повернулся и вышел. Она плакала от унижения. Потом вернулся другой мужчина, старший среди надсмотрщиков, и женщина ему что-то приказала. Мужчина вышел и вернулся с какой-то одеждой, похожей на монашескую и отвязал ее от ужасного кресла. Под присмотром этих двоих она натянула одежду прямо на голое тело, ее отвели в камеру и покормили какой-то бурдой. Ночью в камере было ужасно холодно и она свернулась клубком, набросив на себя все, что было в камере — пусть это все было грязным и воняло псиной. Плакать она уже не плакала — без толку.