Сэй Алек - Нихт капитулирен!

Рейхсканцлер и фюрер германской нации, Адольф Гитлер, порывисто поднялся со своего места и принялся энергично прохаживаться вдоль стола, за которым сидело несколько самых могущественных людей Третьего Рейха: Генрих Гиммлер, Рейнхард Гейдрих, Вильгельм Фрик, Йозеф Геббельс, Вильгельм Канарис, Генрих Мюллер, Рудольф Гесс, Вильгельм Кейтель, Вальтер фон Браухич и Герман Геринг. Гитлер мерил шагами свой кабинет около минуты, наконец подошел к окну, резким раздраженным движением отдернул портьеру и невидящим взглядом уставился на улицу.

– Если это шутка, то не смешная, – процедил он и вдруг развернулся, уперся полным ярости взглядом в шефа СД и заорал: – Я не позволю вам делать из себя идиота, Гейдрих! Слышите?! Ни вам, ни кому-то другому!!!

– Это не шутка, мой фюрер, – Рейнхард Тристан Гейдрих выпрямился во весь свой немалый рост и спокойно встретил бешеный взгляд Гитлера. – Я могу это доказать.

Канарис поглядывал на группенфюрера с едва прикрытым злорадством, остальные (быть может, за исключением Геббельса и Гесса) косились на его бывшего сослуживца [1]с некоторым недоумением, гадая, какую игру он затеял, что настолько рискует. Рискует, выставляя себя дураком, рассказывая фантастические бредни фюреру, навлекает на себя его гнев – для чего? Какие доказательства своего смехотворного убеждения измыслил этот изощренный и неординарный, что признавали даже враги, ум? Зачем срывать совещание о «народной мести» за Рата? [2]

Глядя в спокойные, с хищным прищуром голубые глаза группенфюрера, на его вытянутое индифферентное лицо, отмечая всю ту уверенность, которой дышала, казалось, долговязая фигура Гейдриха, Гитлер тоже начал успокаиваться.

– Вот как? – рейхсканцлер криво усмехнулся и проследовал к своему месту. – Интересно было бы узнать, каким образом вы намерены это сделать, партайгеноссе.

Последнее слово он произнес чуть ли не с издевкой.

По тонким губам шефа СД скользнула мимолетная улыбка – он словно предвкушал эффект.

– Рейнхард, что это? – хохотнул вольготно развалившийся в своем кресле главком Люфтваффе, разглядывая серебристую плоскую коробочку, которую Гейдрих извлек из своего портфеля и положил на стол. – Пудреница? Не знал, что ты используешь косметику.

На лицах собравшихся появились усмешки.

– Нет, Герман. Это… Патефон.

– Размером с ладонь? Маловат. – Геринг не выглядел заинтересованным. Более того, он не выглядел заинтересованным демонстративно. – Да и пластинку поставить некуда.

Гейдрих прикоснулся к поверхности коробочки, и из нее полилась… Полилось… Музыкой это назвать можно было лишь весьма условно – скорее уж грохотом в кузнечном цехе под аккомпанемент циркулярной пилы. Гитлер скривился, как от зубной боли.

– Что это такое? – рявкнул он.

– Музыка, мой фюрер, – шеф СД (да и, заодно, зипо [3]) пожал плечами. Из коробочки, под непрекращающуюся какофонию, раздался грубый, лишенный мелодичности, но мужественный голос солиста про… Ну, наверное все же пропевший «Du… Du hast…», и Гейдрих добавил: – Музыка и песня.

Вновь дотронувшись до коробочки своими длинными и тонкими, как у пианиста, пальцами, Гейдрих заставил прекратиться эти чудовищные звуки.

– Предлагаю послушать что-то более приятное, мой фюрер, – руку с «адской машинки», как ее про себя окрестили все присутствующие, Рейнхард не убирал. – Радио, например. Сейчас как раз должны передавать оперу Вагнера…

– Это еще и радио?! – проняло даже Геринга, моментально представившего перспективу использования таких «патефонов» в авиации. Да и в остальных частях Вермахта и Кригсмарине тоже. – Как далеко действует? Можно использовать как передатчик? Как скоро можно наладить выпуск и какие мощности экономики [4]для этого требуются?

– Нет, это просто радиоприемник, совмещенный с проигрывателем музыки, – ответил Гейдрих, и, выждав секунду, специально, чтобы полюбоваться вытянувшимися от разочарования физиономиями товарищей по партии, выложил на стол что-то совсем уж маленькое и плоское, черного цвета. – Рация – вот.

– Этого быть не может! – возмутился фон Браухич. – Где это видано, чтоб радиостанция была такой крохотной? На каких частотах она работает?

– Выясняем! – сказал, как отрезал, Гейдрих. – Информация поступила ко мне всего за час до совещания, нашего гостя я приказал пока… Оставить в покое. Дать придти в себя. В конце концов, он немец…

– Вы это проверили? – перебил его Гесс. – А если это агент мирового еврейства и плутократии?

– Проверили первым делом, партайгеноссе. Истинный ариец, без следов хоть какой-то примеси любой другой крови. Медики дали заключение с абсолютной уверенностью. Да я его сам видел – хоть сейчас на плакат.

– Так… – Адольф Гитлер вновь поднялся из кресла, хотя уже не так порывисто, и опять начал мерить шагами свой кабинет. – Переоценить значение этого события невозможно. Невозможно переоценить и последствия утечки информации. Канарис, пошлите проверенного человека на допросы гостя и введите в курс дела Рёдера. Гиммлер, подключайте людей из «Аненербе». [5]Всех кто контактировал с этим… Как его, кстати, зовут?

– Карл, – Гейдрих покосился на министра пропаганды и образования. – Карл-Вильгельм Геббельс, семнадцать лет.

Йозеф Пауль Геббельс поперхнулся и покраснел как рак.

– Успокойтесь, партайгеноссе, он утверждает, что вы не родственники.

– Ни с какого боку не родственник, – покачал головой симпатичный юноша с коротким ежиком светлых волос.

Ойген фон Рок, доверенное лицо Рейнхарда Гейдриха, поморщился и покосился на коллегу из Абвера.