Федор Березин - Параллельный Катаклизм

Баженов внезапно вспомнил, что Скрипову присвоили адмирала. Мысли Баженова сразу же уплыли в новом направлении. Что более ценно для родины, прикидывал он, мертвый адмирал или же живой? Вопрос, в его понимании, не вызывал сомнений. Значит, даже если жена Скрипова не признает в нем своего, все равно, во имя Родины, следует остаться на плаву. Ведь даже если его не расстреляют в роли настоящего Баженова, то что толку стране от какого-то капитан-лейтенанта? От адмирала пользы несравненно больше. Адмирала можно даже приравнять к полку морской пехоты или к трем минным тральщикам. Слава Сталину, что янки не знали, что он уже адмирал, а то бы органы вовсе не отделались какими-то двумя задрипанными танкистами. Баженов облегченно вздохнул. Ему стало радостно, что Родина-мать сэкономила на нем. Больше достанется детям-сиротам, обрадовался он окончательно. Но его дети, то есть отпрыски Скрипова, сиротами быть, конечно, не должны.

Затем Баженов начал размышлять о том, какие необходимые в фазе коммунизма специальности приобретут его усыновленные чада. Возможностей было много: морской политрук, пехотный замполит или, на худой конец, полярный исследователь. Затем Баженов вспомнил о профессии летчика-инструктора, и мысли его унеслись очень высоко.

С чем было у него действительно плохо сейчас, так это с разведкой. Но разве в этом было что-то новое для Советской армии? Так, возвращение во времена конницы, но не являются ли танки, по взглядам некоторых стратегов, возрождением тяжелых рыцарей канувших в Лету времен? И тогда все становилось на свои места.

Они шли вперед, руководствуясь данными, которые имели еще до атаки. Они примерно знали места расположения батарей тяжелого оружия, выявленного по результатам авиа-, звукометрической и оптической разведки. Вот туда они и шли. Многие из личного состава получили некоторые дозы радиоактивного облучения, но поскольку пока это абсолютно не сказывалось на здоровье, они ничего о произошедшем не ведали. Более того, именно оставленные на месте раненые как раз и продолжали наращивать дозы, а вот те, кому повезло не изжариться и не поломать челюсти и руки, теперь уходили от смертельно опасного места прочь.

Джумахунову пришлось хорошо побегать между машинами, несмотря на поврежденную ногу. Он приводил в чувства опешивших капитанов, лейтенантов, сержантов и даже рядовых. Своей уверенностью и жаждой мести он вселял в них тягу к целесообразным действиям, казалось, абсолютно утратившим смысл. Да, поначалу он хотел отделаться радиопереговорами, не выходя из танка. Однако не тут-то было – он не слышал в наушнике даже ближние машины. Тем не менее для возвращения боевой готовности поредевшего танкового полка ему потребовалось на удивление мало – всего лишь двадцать пять минут. Дело в том, что он оказался лишь стимулятором процесса, дальше все закружилось как в произошедшей накануне цепной реакции – один нейрон вызывал инициацию нескольких других, а те, в свою очередь, следующих. В теперешнем случае ядрами плутония служили танки, а нейронами – выскакивающие из них офицеры и сержанты.

Выведенных из строя тяжелых танков было на удивление мало, хуже в отношении средних, совсем плачевно с мотопехотой – ни одного исправного бронетранспортера и практически ни единого непокалеченного солдата. Следовательно, приходилось осуществлять прерванное наступление без поддержки пехоты.

Конечно, у Джумахунова имелась альтернатива – отступить или закрепиться на достигнутом рубеже. Но что стоили после произошедшего какие-то рубежи? Другое дело, что, бросая сотни раненых на нескольких фельдшеров, он, скорее всего, обрекал их на смерть. Но что было делать? Загрузить их поверх боевых машин и отправить в тыл? Все не поместятся. Кроме того, там, позади, в эпицентре, еще больше раненых – что делать с теми? И главное – он был уверен, и это прозрение действительно соответствовало истине, что в ближайшее время враг совершит новый добивающий удар. И тогда преступно было использовать тяжелые танки как санитарные автомобили. Неясно было, что там вообще творится позади, может, его полк держит сейчас весь фронт, и если он дрогнет, уйдет, подчиняясь вроде бы объективным причинам, начнется настоящий разгром, охваты, «котлы» и все остальные прелести позорнейшего поражения. Полковник Джумахунов не мог этого допустить. И, значит, оставалось одно – продолжение вклинивания в боевые порядки янки и встречный удар по их идущим на сближение танкам. Он знал, чьи танки лучше – произошедшее только что это отлично проиллюстрировало. И чьи экипажи опытнее и злее, он тоже знал.

Вы когда-нибудь летали на двадцать метров выше верхушек деревьев в безоружном самолете над самым насыщенным средствами ПВО районом мира? Вы когда-нибудь летали с полупустыми баками в направлении, не имеющем для вас значения? Вы когда-нибудь летали пассажиром со смертельно раненным, истекающим кровью пилотом?

Летайте самолетами «Аэрофлота», тогда избежите всего перечисленного кошмара.

Да, по названным причинам Панин, Ричард Дейн и Аврора парили в небесах не очень долго, но как тягуче шло для них время. Но если все они могли лишиться жизни мгновенно, то у Ричарда Дейна она еще и утекала, и вовсе не по каплям. А ему ведь нужно было думать не только о себе. Однажды он повернулся в сторону Панина, сидящего с Авророй на одном сиденье позади, и протянул бумагу.

Несмотря на все старания, читать в настоящий момент было невозможно, единственное, что понял Панин, – это была инструкция их дальнейших действий. Да, видимо, Ричард Дейн неплохо подготовил их отступление в этом мире, и в менее напряженный момент было бы действительно интересно узнать, чем Дейн смог так заинтересовать американскую разведку, что она решилась прямо напасть на союзника, да еще и в сердце чужой территории.

Перед адмиралом Скриповым-Баженовым встала новая альтернатива. Последний месяц ему начисляли денежное довольствие только за звание, так как в связи с утоплением «Советского Союза» у него исчезла должность, теперь же Баженов получил новое назначение. Дело не в том, что Скрипов-Баженов сильно мучился в связи с недополучением денег, вовсе нет, но все-таки отсутствие обязанностей было ему абсолютно непривычно. Самое странное, что новая должность вовсе не внесла в его текущую жизнь каких-либо нюансов, все осталось по-прежнему. Дело в том, что его назначили не больше не меньше как заместителем по политической части коменданта порта города Сидней.

Баженов еще никогда не работал в роли адмирала Советского Тихоокеанского флота, поэтому его несколько пугали новые неясные опасности и рифы высоких званий и должностей, однако, по своему обыкновению, он не очень отчаивался и уже представлял свои подвиги на поприще управления причалами и доками. Ближайшую перспективу он, конечно же, предвидел довольно смутно, но далекую глубину будущего наблюдал с уверенной отчетливостью. Так, он почти не сомневался в грядущей необходимости для коммунизма и даже развитого социализма развития города-порта Сидней. Поскольку во всеобщем царстве освобожденного труда грузоперевозки возрастут неимоверно, так как новорожденный строй будет усиленно восполнять все потребности осчастливленных человеческих миллиардов, порты Японии, Китая и Дальнего Востока загрузятся под завязку. Посему остатки товара общеземное государство будет вынуждено переправлять через Сидней. Правда, Баженов смутно чувствовал в постановке данной проблемы некий вопиющий изъян. Так, он абсолютно не мог уловить, какие такие потребности способны загрузить весь океанический флот под завязку, ведь, по логике вещей, что, собственно, надо человеку будущего? Вредные привычки, допустим курение и любовь к пиву, он оставит на обочине истории, а значит, это уже высвободит из оборота сотни и тысячи наливных судов и обыкновенных барж. Некоторое время, в самой начальной стадии не всеобщего еще социализма, множество транспортов все еще будут обязаны передвигать по океану танки с экипажами, но ведь поскольку Австралия не будет граничить с пораженными империализмом континентами по суше, то она автоматически вывалится из танкооборота. Чем же объяснить будущую неминуемость развития портовых сооружений Сиднея?