Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой-2!

Тут подошли санитары с носилками. Несмотря на то, что перекладывали меня на носилки с максимальной аккуратностью, пару раз я пискнула – с ребром шутки плохи. При этом вдруг в голову пришла идиотская мысль, что Адам, наверное, тоже около месяца болел после известной операции на ребрах. Правда, врач у него был ну очень крутой. Пока я над этим думала, меня пронесли по коридору, спустили на два пролета по лестнице и вынесли из здания. Какое здание тут использовали под госпиталь, я так и не узнала. А, впрочем, не все ли равно? Носилки со мной поставили в машину, в которой уже было несколько раненых, и машина тронулась. Вот тут мы начали стонать на разные голоса, потому что автомобиль отмечался практически на всех колдобинах. Но, слава богу, ехали мы недолго и подрулили прямо к самолету. Нас шустро перегрузили, и самолет сразу пошел на взлет. Еще два часа и нас уже выгружают на аэродроме в Москве. А вот тут всех прилетевших стали распределять по разным группам. Для каждой группы был назначен свой госпиталь. Меня, так вообще повезли в гордом одиночестве. Интересно куда?

Ехали мы не очень долго, причем исходя из того, что меня почти не трясло, я сделала вывод, что едем по асфальту. Наконец машина остановилась, меня вынули и понесли в палату. Это я так решила, что в палату, а на самом деле оказалось, что меня принесли в операционную, где уже ждал врач, который сразу стал меня осматривать. Тут мне стало не до шуток, потому что врач стал снимать повязку. Как он ни старался делать это нежно и аккуратно, все равно было очень больно, и время от времени я пищала. Но все плохое когда-нибудь кончается. Повязка и тампон были сняты, и врач приступил к изучению моей раны. Я скосила глаза и увидела довольно аккуратно зашитую дырку. Почему-то вспомнился резиновый ежик «с дырочкой в правом боку» [14] «Ежик резиновый шел и насвистывал дырочкой в правом боку», Песня «Резиновый ежик» на стихи Ю. Мориц. . Вот только свистеть этой дырочкой у меня не получится. И доктор, кажется, так считает. Иначе чего бы ему хмурится. А врач действительно хмурился, рассматривая мою рану. Потом обратил внимание, что я тоже ее изучаю, и посоветовал отвернуться.

– Тогда будет не так больно.

Я послушалась, но все равно, пока он что-то там делал, было больно. Очень больно. Наконец он закончил свои манипуляции, подождал, пока сестра меня забинтует, и сказал.

– Сама операция проведена вполне квалифицировано, но раны от осколков чаще воспаляются, чем раны от пуль. Боюсь, как бы здесь не произошло того же самого. Принимайте таблетки и следите за самочувствием. Почувствуете жар, озноб – немедленно сообщите сестре.

Так, понятно. Воспаление после ранения – это дело обычное. В госпитале при операции мою рану, разумеется, обработали стрептоцидом, но не всегда это помогает. В моей планшетке есть баночка с остатками левомиколя, вот только сказать я не могу – больно. Придется потерпеть до завтра. Может и так обойдется.

Не обошлось. К утру поднялась температура, и в области раны чувствовалось что-то нехорошее. Единственный плюс в моем состоянии был тот, что я уже смогла немного говорить. Поэтому первым делом я попросила принести мою планшетку, моля бога, чтобы она оказалась со мной. Ведь пистолет ребята не забыли. Бог, в которого я не верю, тем не менее, оказался на моей стороне, и планшетка прилетела в Москву со мной. Санитарка принесла ее мне. По моей просьбе открыла ее и достала заветную баночку. Эту баночку по моей просьбе она сунула мне под подушку. Теперь я со спокойной душой могла ждать доктора.

В ожидании стала осматривать помещение, в котором лежала. Палата на трех человек. Койки расставлены по стенам, а в середине стоит небольшой стол и три стула. У каждой койки стоит тумбочка. Две другие койки сейчас пустые, хотя застелена только одна. Наверное, больная со второй койки куда-то вышла. На одной из стен висит зеркало, в углу – традиционная черная тарелка репродуктора. В другом углу стоит платяной шкаф. Кстати, интересно, а что с моей одеждой? Насколько я поняла, от моего обмундирования ничего не осталось. Ладно, голой меня отсюда не выкинут, а на ближайшие пару недель моя основная форма – ночная рубашка, халат и тапочки. Халат, между прочим, висит в ногах на кровати. Тут появился доктор и мои исследования прервал.

– Как вы себя чувствуете?

– Неважно, доктор. Температура вот поднялась. В области раны что-то дергает. Хорошо только, что могу, наконец, немного говорить.

– Вот именно, немного. Много говорить вам пока нельзя. А сейчас давайте в операционную. Сумеете дойти?

Интересно как. В госпитале говорили, что нужно лежать, не двигаясь, а это предлагает идти. Врач, заметив мое удивление, сказал.

– Если вы потихоньку, со всеми мерами предосторожности, будете двигаться, то процесс заживления пойдет быстрее. Главное, не делать резких движений и не напрягаться. Ну, давайте.

Я осторожно села, ойкнув при этом. Потом с помощью врача и сестры, пошатываясь, встала. Халат на меня одевать не стали, а просто накинули сверху. В карман халата по моей просьбе положили заветную баночку, и мы втроем двинулись в операционную, которая оказалась через две комнаты. Там меня уложили на стол, на левый бок, и врач стал колдовать над правым.

– Ой, доктор, больно.

– Терпи, красавица, терпи. Рану надо как следует прочистить.

– Доктор, когда вы ее прочистите, очень прошу, смажьте ее мазью из баночки и сразу забинтуйте.

– Больная, не фокусничайте. У вас начинается воспаление, которое может привести к сепсису, а вы тут со своими доморощенными мазями.

– Доктор, это не фокус. Просто о подобных мазях вы еще не знаете. Тут я чуть не брякнула, что в состав этой мази входит сильный антибиотик, но сообразила, что про антибиотики в этом времени еще никому неизвестно. Ну может чуть-чуть и известно, только не обычным врачам.

– Доктор, меня уже лечили этой мазью два месяца назад. Рана, правда, была заметно легче. Но и эффект уже проявился на следующий день. Вы хотя бы позвольте один день полежать с этой мазью.

Врач задумался на минуту, потом сказал.

– Ладно, мне говорили, что у вас может быть с собой какое-то сильное неизвестное нашей медицине лекарство. Попробуем. Но если станет хуже, то не обессудьте. Вот тогда будет тяжелое лечение и очень болезненное.

– Не будет, доктор, не потребуется, – обрадовалась я.

Мне намазали рану мазью, забинтовали и отвели в палату. Там на одной из коек лежала какая-то тетка лет тридцати. Подождав, пока врач и сестра выйдут из палаты, она обратилась ко мне.

– Здравствуй, коллега. Меня зовут Зоя, а тебя?

– Здравствуйте, – не торопясь, чтобы не беспокоить ребро, проговорила я. – Меня зовут Аня.