Александр Трубников - Черный Гетман

— Так получилось. Да и служба моя у татар, думаю, что уже закончена.

Кивнул воевода, удовлетворившись сказанным. Понял, что разговоры эти не для сторонних ушей. Проводил долгим тяжелеющим взглядом семейство покидающих город крестьян, которые протискивались по дороге меж колами и толпой конных шляхтичей, в ужасе глядя на муки казненных. Тронул поводья и, двинувшись, громко приказал:

— Ладно, нечего здесь стоять, поехали, гости дорогие!

Кавалькада, вытянувшись по дороге, поскакала в сторону городских ворот. Всю дорогу Ольгерд, чей разум после всего произошедшего пленил злой, зудящий кураж, пытался подъехать поближе к Дмитрию. Однако тот, мастерски управляя своим вороным, вроде бы ненарочито избегал сближения. Пару раз он бросил свой волчий взгляд на Ольгерда, однако в этом взгляде не было охотничьего азарта, словно Душегубец глядел на досадную неожиданную помеху, которая может отвлечь его от других, более важных дел.

Наконец добрались до города. Гулко отстучав копытами в длинном тоннеле под надвратной башней выехали на небольшую площадку, от которой по сторонам и, к лабиринту узких изломанных улиц. Над скоплением домов, цепляя шпилями острых высоких крыш низкое облачное небо, высился крепостной замок.

В отличие от деревянных городов Руси, Смоленска и Киева, польский город Клеменец внутри был сплошь из светло-серого камня. Из него были сделаны крепостные стены, дома, брусчатка на улицах и даже вздымающиеся то здесь то там церковные колокольни. Крыши у домов были из темной, коричнево-красной черепицей, так что Ольгерду сперва показалось, что он выехал на поляну, сплошь усеянную грибами-подберезовиками, которые учила его искать в ольговском лесу мать…

Дождавшись, когда последний всадник из свиты выйдет из арки ворот, воевода скомандовал:

— Королевский приказ исполнен. Герой встречен и с почестями препровожден в город. Теперь вы все отправляйтесь по своим делам. За размещением я пригляжу самолично.

Свита, не дожидаясь повторной команды, брызнула по переулкам так шустро, будто на площадь падала одна из башен. Не прошло и нескольких секунд и у ворот остались только Ольгерд с компаньонами и сам Федор Обухович.

— Саблю мою сохранил, — с удовлетворением в голосе произнес воевода.

— Моей заслуги тут мало, — ответил Ольгерд, непроизвольно тронув эфес. — Два раза уходила, первый в лесу, когда в плен к ворам попал, второй в Кафе, пока в турецком зиндане сидел. И оба раза возвращалась.

— Значит от души был мой дар, — улыбнулся воевода. — Ну да ладно, поехали, покажу, какие хоромы тебе здешний магистрат из благодарности за спасение для квартиры определил. Обухович направил коня в одну из улиц. Ольгерд с компаньонами последовали за ним.

— Так каким ветром тебя к ногайцам занесло? — едва кони нырнули в лабиринт улиц, спросил Обухович.

— Сперва к разбойникам в плен попал. Они меня раненого в лесу бросили, а выходил лоевский сотник. Тот, которого я от мучений избавил и с кола велел снять. Я у него компанейцем служил, оттуда в Киев подался. Из Киева подрядился охранять речной конвой, что вез припас в Запорожскую Сечь. Оттуда отправился в Кафу, выкупать пленников. Там к Темир-бею на службу и попал.

— Ясно, — кивнул Обухович. — Моя судьба после Смоленска непросто сложилась. Люто на меня обозлился литовский гетман Януш Радзивилл за то, что я город сдал. Я, представитель древнего мозырьского рода, был маршалом сейма и лично оглашал универсал про избрание королем Яна Второго, Казимира Вазы, потом посланником в Москву и Стокгольм ездил, после чего был удостоен поста писаря Великого княжества Литовского! А меня эти трусы и паникеры лишили сенаторского звания! Мало того, какой-то нищий шляхтич, Кыприан Камуняка, памфлет на меня накропал, списки с которого по всей Речи Посполитой разошлись. "сБЮКЪБЯЪ ЕЯЭ Б БЕКХЙСЧ ЯКЮБС, ЪЙ ЯБХМЪ С ЦПЮЯЭ, ЦНПЬ РН ЯЪ ЯРЮКН, ЙНКХ УРН СОЮДГЕ С МНБНЛ ЙНФСЯЕ С ЦСЯРНЕ АНКНРН, С ГКНЛ ПЮГСЛЕМЧ, С НАЛНБЮУ КЧДГЙХУ Х С ЯПЮЛНРХ ЯЕДГХЖЭ, ЪЙ ДГЪЖЕК С ДСОКХ" — прочитал он на память обидные строчки. — Этот Камуняка вроде как дальний родственник твоего бывшего хорунжего, Соколинского, что подбил в Смоленске шляхту к московитам переметнуться. Отписал он грязное, чтобы от родича гнев гетманский отвести, и добился цели своей, пся крев! Родные от меня отвернулись, прошлые друзья руки не давали, хоть бери да в петлю лезь. Но не сдался я, подал аппеляцию на оправдание, да дело до сих пор не рассмотрено. Благо, король оказался на моей стороне. От наветчиков отмахнулся, памфлет, ему принесенный, прилюдно порвал. Меня же вызвал к себе и поручил новый рейтарский полк собирать. Когда же нас здесь, в Клеменце, московиты обложили, Ян Казимир приказал мне возглавить оборону города. Я попробовал отказаться, а он в ответ: "У тебя есть шанс оправдать сдачу Смоленска не словом, но делом. Если справишься и отстоишь сей город, то поставлю тебя коронным гетманом, пусть тогда сенат попляшет". Так что ты, литвин, выходит, что честь мою спас…

Воевода погрузился в свои мысли. Ольгерд, не желая бередить едва зажившие душевные раны расспросами, чуть отстал от него и поравнялся с Измаилом, который, пытаясь привлечь внимание, давно уже подавал ему знаки.

— Ты видел, куда Душегубец поехал? — тихо спросил египтянин.

— Не углядел, — так же тихо ответил Ольгерд. — Быстро все произошло, раз и нет никого…

— Ладно, — кивнул компаньон, — город не так уж велик, отыщем. Как думаешь, узнал о тебя?

— Еще бы. Ты же видел, как хоронился.

— Что он здесь делает, хотелось бы знать…

— А вот сейчас и попробуем выяснить.

Ольгерд догнал Обуховича и, едва не задевая конским боком стены домов, снова поехал рядом.

— Скажи, пан воевода, а кто этот шляхтич, весь в черном, что в свите твоей мелькал?

— Знакомый твой что ли? — вскинув бровь, спросил воевода.

— Не то что бы… Так, лицо вроде знакомое.

— Новый фаворит и советник короля, — пробурчал Обухович. — Сам вроде бы с Брынщины, по происхождению то ли московит, то ли поляк. По тому, что я слышал в замке, вначале вроде бы служил он у царя Михаила, но не дворянином, а безродным наемником, как московиты говорят, по прибору. Потом, как Михаил помер, он с новым царем, Алексеем, что-то не поделил и подался в леса стрельцов да купцов резать. По сути обычный разбойник. Однако в глазах короля — повстанец, геройский борец с ненавистным царским ярмом. Сюда, в крепость он приехал с вестью о том, что московиты на нас идут, так что мы успели оборону наладить. После чего наш король, Ян Казимир, осыпал его милостями и приблизил к себе.

"Если Душегубец открылся королю, что он сын Дмитрия Самозванца, как сделал полвека назад его отец, приехав к Адаму Вишневецкому — то и не мудрено, — подумал Ольгерд. — Ян Казимир, поди, на седьмом небе от счастья, что при нем есть претендент на шапку Мономаха. Только не выйдет у него ничего: Смута в Московском царстве уже в далеком прошлом, казаки теперь воюют на стороне Алексея, Смоленск пал, Радзивилл оставил Вильно, а Краков и Варшава захвачены шведами… Яну Казимиру теперь бы свою корону на голове удержать, и то добро."