Александр Трубников - Черный Гетман

Ольгерд молчал. То, что предложил ему Обухович, было сказочной, немыслимой удачей, за которую любой наемник перекати-поле ухватился бы не то что руками и ногами, зубами бы вцепился. Но перед глазами у бывшего десятника бывшей соколинской хоругви стоял не патент ротмистра, не шляхетский универсал и даже не обещанный замок. Он видел сейчас бегущую вверх дорогу, а по краям ее посаженных на кол казаков. Не отвечая на предложенное, спросил навстречу:

— Что то не вижу я тут этого Дмитрия. Не скажешь, куда королевский фаворит подевался?

Воевода удивился, не таких слов ждал от Ольгерда. Но разговор поддержал.

— Сам не ведаю. С тех пор как расстались с ним у ворот, он в замке не появлялся. Да что за дело тебе до него? И верно ли говоришь, что он твой случайный знакомый? Припомнил я, что смотрел этот брянский волк на тебя по пути так, словно вас что-то связывает. Говори как есть, литвин. На твоей я стороне, это ведь он, Дмитрий, короля подбил казаков на колы пересажать.

— Долг есть за ним, — ответил коротко Ольгерд. — И не только за казаков. Он, ведь, еще когда по польной украйне во главе разбойников гулял, отца и мать моих умучил. Для меня его голова — наилучшая награда. Если стребовать соберусь, помешаешь?

— Я-то нет. Была бы воля, я бы этого вора своими руками удавил, как по мне, он и железа не достоин. Только вот король его ни за что не выдаст, нужен он для чего-то Яну Казимиру.

— Ну а ежели он из окна в пропасть случайно выпадет или поскользнется, да на саблю чью-то наткнется?

— Если с Дмитрием что случится, все придворные станут искать виновных спустя рукава. Интриганы будут рады избавиться от нового фаворита, а рыцари — от разбойника, что по милостям чуть не к шляхте приравнен. Того, кто совершит над ним суд, всегда спасут от королевского гнева и помогут уйти из города. Задумал что?

— Мысли есть, кивнул Ольгерд. — Найти бы его для начала.

— К ужину непременно объявится, — уверенно произнес воевода. — Только дров не ломай, литвин. В королевском замке оружия не обнажай, иначе торчать тебе на дороге в одном ряду с бывшими друзьями.

— Бывших друзей не бывает, — ответил Ольгерд. — Даже если они воюют на разных сторонах.

Обухович тяжко вздохнул. Кивнул с пониманием.

— Мои — то друзья когда я в опалу попал, почитай что все в бывшие перешли. Видать ты прав, не друзья это были. Ну да ладно, поговорили о том, о сем, теперь время пришло решать. Сейчас король появится. Принимаешь ли роту?

— Благодарен тебе, воевода, — без радости ответил Ольгерд. — Но сам посуди. Человека, что едва отцом мне не стал, твой король на кол приказал посадить. А убийцу моих родителей напротив, в придворные к себе вознес. Могу ли я с чистой совестью ему на верность присягать? Да и шляхетство новоданное мне, не в обиду тебе сказано, вроде как ни к чему. Во мне кровь Ольгердовичей и Гедиминовичей течет, для которой нынешние регалии — что девичьи цацки для старого солдата.

Хотел ответить ему Обухович и, судя по тому, как круто он вскинул брови, ответить резко, но не успел. Грузно осаживая деревянные ступени, из верхних покоев к гостям спускался король

— Ян Казимир, милостью Божьей король Польши, великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Самогитский, Ливонский, Смоленский, Северский, Черниговский, а также наследный король Шведов, Готов и Вендов!!! — Торжественно объявил, стукнув об пол жезлом мажордом.

Монарх династии Ваза, что больше ста лет правила двумя выборными королевствами, Речью Посполитой и Швецией, был крепко сложенным человеком лет сорока пяти на вид, бритый наголо, словно Измаил но, в отличие от египтянина, носил усы. Глаза у него были чуть на выкате, взгляд чуть быковатый, но проницательный. По чертам лица был он, конечно, никакой не поляк, а чистый швед. Ольгерд припомнил, что слышал о нем от шляхты и из разговоров магнатов. Воспитанный иезуитами, он душой и телом принадлежал этому ордену а по характеру своему, доставшемуся от отца, грозного Сигизмунда Третьего, был склонен в решении государственных дел к действиям крутым и насильственным. Собравшись в одном человеке, возвышенном в королевское достоинство, свойства эти привели к результатам плачевным и во многом определили участь едва не павшей шляхетской республики. Уже в день коронации он дал обет не предоставлять ни одного места в сенате, ни одной должности, ни одного повета не католику. Да с Войском Запорожским король, по наущению своих духовных отцов, воевал прежде всего как с православными схизматиками, так что старый лис Хмельницкий со своей казацкой старшиной не от хорошей жизни ринулся из католического капкана в медвежьи объятия Московского царства.

Полуофициальный прием, который давал король, был, по военному времени и откровенно бедственному положению полуопального величества, скромен, насколько это возможно. Без трюфелей, жареных фазанов и французских вин, ждущих своего часа на столе, опекаемом дюжиной поваров и подносчиков, конечно не обошлось, но наряды собравшихся отличала армейская строгость. Даже сам хозяин застолья, задавая общий тон, был в форме рейтара.

К спустившемуся в зал королю подошли с неотложными делами несколько придворных, среди которых оказался и Обухович. Выслушав всех по очереди, король отдал ответные распоряжения и, как бы объявляя начало ужина, занял место во главе стола. Мажордом засновал меж новыми людьми, шепотом указывая каждому место, приличествующее его положению. Ольгерд был усажен четвертым или пятым справа от короля. Дождавшись, пока слуги разольют всем вино, король, принял от пробовальщика свой бокал и поднял его на уровень глаз. Ужин начался.

Позволив подданным утолить голод и насладиться букетом напитка, доставленного из славящейся своими лозами Бургундии, Ян Казимир, поздравив присутствующих с тем, что волею божию они избавились от подлой осады проклятых схизматиков, начал отдавать должное и тем, кто помогал Господу в этом деле.

Первым, и вполне заслуженно, был осыпан милостями командир гусарской роты дворянской хоругви — личной церемониальной гвардии короля, возглавивший безумную вылазку, которая переломила ход сражения. Необычные крылатые всадники, невзирая на малое свое число, обратили в бегство суеверных московитов — как выяснилось от пленных, их командиру в пылу боя почудилось, что сверху на них движется небесное воинство во главе с архангелом Гавриилом. Ротмистру, урожденному гасконцу, столь удачно использовавшему непригодное в бою парадное украшение, помимо изрядного кошеля и огромной тигровой шкуры, монаршей милостью досталось изрядное имение на границе коронных и литовских земель, конфискованное у присягнувшего шведам магната.