Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко

- Кода вельможный атаман Шило уроки в тетрадочке писала, я в Черной Гвардии немцев резал. - Крысюк был весьма обижен. Да его до большевиков даже новым американским трактором не затянешь! Да он тех красноармейцев больше убил, чем Шило на свете живет. Та в гробу он видел того Троцкого, во сне, со среды на четверг.

- Анархист. Вы только спичками торговать умеете, и брошюрами, которые даже на пипифакс не годны.

- Може, в твоей гостиной такие анархисты и были, которые не знают, де у нагана спусковой крючок. А я - с царской войны пулеметчик, со Щусем немцев бил, а як батько пришел, да немцы кончились, то и золотопогонную сволоту, и красных.

Лось чесался и проклинал прошлую ночь. В завлекательной, пышной, ядовито-розовой перине жило не меньше сотни клопов, которые не ели примерно год. Или даже больше года. А товарищи то ли устали больше, то ли шкура у них была толще - не жаловались на ночлег. Павлюк даже хозяйку расспрашивал, де она гусей брала, да чем их кормить, а то у него гуси почему-то дохли, будто назло. Прогрессор только удивлялся - Павлюк и домашнее хозяйство. Вот этот вот кровожадный убийца, который в бою врага половинит, который контру не щадит, будь то старик или ребенок трехлетний, да еще и хвалится этим - и гуси дохнут. А еще было понятно, что Павлюка в командиры нельзя. Вряд ли он перебежит обратно к белым, но мало ли что бывает.

Но бывшего студента грызли не только клопы. Если бы! Что может быть здесь? Прогрессор хорошо помнил свои ощущения от той, давней догадки - уверенное такое знание, о разгроме махновщины как движения. И он старался не думать о том, что будет, когда Кaретников возьмет Перекоп вместе с красными. А сейчас - что стоят твои знания в мире, где нет Первой Конной?

С улицы донесся взрыв ругани. Прогрессор глянул - ничего такого, Сташевский, стоит возле забора, какая-то женщина, и Кайданов. Что-то тут не то, Сташевский у нас отвергает плотские томления. Бывший студент проверил, легко ли выдергивается наган из кобуры, и похромал к спорщикам. Женщина оказалась Крысючкой. И Кайданов ее не лапал среди бела дня, а удерживал, не давая ей покалечить Сташевского. Что такого мог сделать безобидный, мирный, свихнувшийся на своих книжках оккультист? Под ногами у спорщиков валялись какие-то карты. Лось поднял одну, подул на нее. А это не игральные. Ни масти, ни номинала на карте не было. Вместо нее была картинка - человек, несущий на спине гроб. На второй, полуразорванной, свернулась змея. На третьей красовался старик с фонарем и косой в руках.

- Это ты на Крысюка гадал?

Сташевский кивнул.

- Эти карты не лгут. Она может считать себя вдовой.

- А ты его хоронил? - Кайданов глядел сыто и брезгливо, жмурясь от солнца.

Сташевский поежился. Ленорман - она, конечно, провидица, но Кайданов - рядышком стоит.

- Молодой ты еще, дурной. Все гадания толкуются навыворот.

Сташевский поднял очередную карту, с изображением кота, забрал у прогрессора те три, которые он держал в руках, методично сложил в замызганный футлярчик, и гордо удалился. Крысючка наконец-то высвободилась из объятий знакомого, презрительно хмыкнула, пошла в противоположную сторону.

- А ты откуда знаешь?- Кайданов совершенно не походил на человека, который разбирается в таких вещах. Он скорее смахивал на иллюстрацию к теории Ломброзо, про омерзительные человеческие качества анархистов.

- У меня была сестра. Ей все гадания, все - и на воске, и на бумаге, и на картах, - предвещали долгую счастливую жизнь, любящего мужа и троих детей. Она померла в тринадцать лет, скрючившись нечеловеческим образом.

Лось почесал в затылке. Да, как-то неудобно получилось, вчерашний пересказ премилой книжечки, от которой самого рассказчика всегда клонило в сон, кому-то мог напомнить неприятные моменты из жизни. А расспрашивать Кайданова на тему мертвых сестер как-то не хотелось. По улице важно прошел Василенко, со своим гнедым в поводу. Или продавать его ведет, или улучшать местных коней. Хоть бы потомки не унаследовали кусачести. Вот и Палий выглянул, зевает смачно. Хорошо ему, наверное - лишь бы бой кровавый, а что от отряда почти что мокрое место осталось, так это в его неразвитый мозг не доходит. Кайданов порылся по карманам, выудил оттуда свой кисет с невероятно вонючей махоркой , свернул самокрутку для правильного пищеварения. Прогрессор в упор не понимал, как это - курение не вредная привычка, а просто излишество.

- Кто такой Сташевский?

Прогрессор от неожиданности шарахнулся куда-то вправо и локтем сбил с тына чей-то новый глиняный горшок.

- Я не знаю. Почему ты у меня спрашиваешь?

- Я думал,- Кайданов почесал в затылке,- что это твой знакомый. Вот мне и интересно, где он на медика учился и почему не доучился.

Лось только зубами клацнул.

- А с чего ты взял, что он - медик?

- Сумку медицинскую себе забрал, у Прокопенка пулю из ноги в пять минут вытащил. У него уже не голова думает, а руки знают. И мне интересно, чего это молодой здоровый мужик оружия в руки не берет, мяса не ест, самогону не пьет и по бабам не лазит? Я с ним в одной хате не сплю, страшновато.

Прогрессор призадумался.

- Может, старовер?

Кайданов чуть самокруткой не подавился.

- Разуй глаза! Он карты гадальные с собой таскает! Кофе пьет!

Лось, на всякий случай, тоже решил держаться от оккультиста как можно дальше. У него была мысль на тему, каких именно женщин предпочитает Сташевский, но говорить такие вещи человеку, который недавно поел - это чревато.

Проехал мимо Сотников, бывший беляк, бывший шахтер-коногон и неизменная сволочь. Но боец хороший, этого не отнять. Пора было уже чистить пулемет, хоть к нему ленты - пустые, пора было считать патроны - на длительный бой не хватит, пора было выходить в направлении Бердянска и молиться, чтобы раненых местные не выдали белогвардейцам. И чтобы у Павлюка стало на капелюшечку больше мозгов.

Крысюк сидел на крыльце, лузгал семечки и очень хотел домой. После того совместного рейда - Вужик со своими петлюровцами, Голодный и Черный - на фастовский телеграф махновцу стало не по себе. Вроде бы все хорошо - потерь - два человека, патронами разжились, самогонку хорошую взяли, и новости важные узнали - Деникин наступает, красным скоро придет конец. Шило еще тогда развеселилась, но ее быстро урезонили - это значит, что многовато у махновцев потерь, не могут они фронт держать як следует. Или уже разбил их генерал золотопогонный, или затаятся они по хатам, залижут раны да вновь накинутся, будто шершни на быка. А их благородия щадить лесные банды не будут. Надо валить домой, здесь дело уже сделано, и петлюровцы по тылам красным гоняют, и хорошо гоняют, за Днепром заграву видно. Может, что и выгорит. Пулеметчик у Голодного точно есть, да и сам он де дурак, сообразит как-нибудь. Им-то добре, хата под боком, жинка под боком, эшелоны под откос пускать - дело нехитрое, а сам Крысюк соскучился и по товарищам своим, и по степи, где любую контру видать, и даже по белогвардейцам, которые так забавно возмущались, когда их ставили носом к стенке, предварительно экснув брюки в свою пользу. Крысюк глянул на небо, стряхнул лузгу с колен. Надо искать Голодного, и надеяться, что он уже перестал праздновать.