Антон Шаффер - Волки в городе

- Поедите за нами, - сообщил мне главный. - Я сяду с вами в машину.

- Очень хорошо! - обрадовался я и помог партизану открыть дверь.

Мы медленно поехали. Впереди, перед джипом шло несколько человек. Еще несколько по бокам и сзади. Я ликовал! Наконец-то мне удалось осуществить свою профессиональную мечту - я был среди настоящих повстанцев.

Через полчаса пути мы прибыли в небольшое поселение. Из домов повываливали люди, которые с интересом рассматривали мой джип, а некоторые даже пытались заглянуть внутрь. Но их тут же отгоняли партизаны, которые сопровождали автомобиль.

- Тормози, - сказал главный, когда мы подъехали к одной из изб. - Выходи.

Я прихватил свою сумку и вышел из машины. Мы вошли в дом и оказались в небольшой прихожей, которую русские называют сенями.

- Подожди немного, - приказал мне повстанец, а сам зашел в комнату. Еще два человека остались сторожить меня. Или охранять. Я так и понял. Вопросов никто не задавал. Наверное, в тот момент они думали, что я плохо говорю по-русски, а потому и не пытались со мной заговорить. Меня это позабавило.

Спустя какое-то время меня пригласили войти.

В комнате за столом сидел невысокий человек средних лет с умными глазами и правильными чертами лица. Он внимательно посмотрел меня и предложил присесть.

- Павел, - представился он.

Мне показалось, что я ослышался! Впрочем, это могло оказаться всего лишь совпадением: мало ли в России Павлов! Но нет - это оказался он! Командир Павел!

Я не верил своей удаче. Я надеялся хотя бы на малость, на интервью с руководителем какого-нибудь маленького партизанского отряда или что-то в этом роде. Признаться, я и не думал, что высшее руководство Армии Свободы расположено так близко к Москве. Я был потрясен!

Командир Павел подробно расспросил меня, кто я такой, откуда, давно ли в России, зачем приехал к ним.

- Джон, - обратился он ко мне, - вы должны нас понять и не обижаться. Вашу машину мы сейчас в срочном порядке отгоним отсюда километров на сто, а может и дальше.

- Зачем? - удивился я.

- Конечно, - начал объяснять мне командир Павел, - конечно, Джон, мы почти верим вам. Почти. Но мой человек и так уже совершил огромную ошибку, что позволил приехать сюда на машине. Возможно, вы действительно иностранный корреспондент. Я даже не сомневаюсь в этом. Но вдруг в вашей машине установлен пеленгатор и МНБ уже определило, где вы остановились надолго. Понимаете?

- Какой же я идиот! - схватился я за голову. - Мне и в голову такое не приходило. Но вы не должны волноваться! Это посольская машина. На ней нет пеленгаторов.

- Сразу видно, что вы иностранец, Джон, - прямо как-то ласково улыбнулся Павел. - Вы не знаете, на что способно МНБ!

- О, поверьте мне, знаю! - воскликнул я и пересказал все свои скитания.

- Да, вы смелый человек, - похвалил меня командир.

Я остался в лагере. Машину мою пригнали на следующий день. Слава богу, в ней не оказалось никаких пеленгаторов и прочих устройств, по которым можно было определить мое местонахождение. Единственное, я думал на спутниковую сигнализацию, носам не ведая, как правильно я поступая, я отключил ее еще в Москве.

После того как выяснилось, что я полностью чист и намерения мои тоже чисты, отношения партизан ко мне резко изменилось. Меня все полюбили. Все хотелось узнать, что творится в Москве. У многих там были родные и близкие. Конечно, я не мог им ответить ничего путного на этот счет, но все равно подбадривал.

За прошедший месяц я узнал массу нового о жизни повстанцев, о чем напишу в своем следующем репортаже. Но и так, я думаю, уже понятно, на чьей стороне должны быть симпатии всей свободной Европы.

За время пребывания в России я окончательно утвердился в мысли, что самое большое зло в этой стране - ее нацкомовское правительство, которое затягивает страну в колючую проволоку. И чем дальше, тем сильнее. Я еще напишу об этом!

Я сижу в той самой избе, в которой произошел мой первый разговор с Павлом. Мне выделили здесь просторную комнату, в которой я могу придаваться своим журналистским занятиям. Никто мне не мешает. Все вежливы и радушны.

Скорее всего в этом месте (которое, естественно, я не могу назвать) мы пробудем, пока не закончится весенняя распутица, а после пойдем на соединение с группой войск под командованием Ильи Скорова (это место в статье я вставил уже после войны, хотя изначально оно было. Но когда Павел прочитал, он сказал, что этим я раскрываю военные планы Армии Освобождения).

На этом я завершаю свой несколько затянувшийся очерк.

До новых статей!

Ваш, Дж. Даррел.

***

Из неопубликованного в России дневника генерала П.С. Елагина, Париж, 2042-2043 гг.

Я пишу эти строки в эмиграции, в Париже, где я оказался после всех испытаний, выпавший на мою долю в России. Я знаю, многие осуждают меня на моей Родине. Многие считают предателем. Официально мое имя внесено в черные списки, в списки тех, кто причинил России больше зла, чем добра. Я не думаю, что это справедливо. Я честно служил своему Отечеству на протяжении многих десятилетий. И то, что сделал в конце моей деятельности на русской земле тоже было продиктовано любовью к России и ее народу.

В своих кратких заметках я хочу еще раз объяснить свою позицию и написать, как все было с моей точки зрения. Это мое право. Мне осталось не так долго жить, я болен, болен смертельно. Так пусть хотя бы после моей смерти мое имя перестанет быть бранным.

Итак, мысленно я возвращаюсь на несколько лет назад в две тысячи тридцать девятый год.

Весна в том году выдалась слякотная. Днем светило солнце, а по ночам опять ударяли заморозки. Все это крайне осложняло наше положение и не давало действовать с полной силой.

К тому времени мы, Армия Свободы, добились значительных успехов. То, что казалось в начале войны нереальным, на глазах принимало очертания и воплощалось в жизнь. Отчасти, задача оказалась легче, чем она представлялась нам. Лодка была не так устойчива. И чем больше мы раскачивали ее, тем большие волны расходились в разные стороны.

Через год мы уже смело могли называть себя не вооруженной группой, не подпольщиками, а именно Армией. Пожалуй, основной толчок процессу нашей самоорганизации, как это не странно прозвучит, был дан событиями, произошедшими под Ноябрьском, на 'ферме', где мы проводили наши первые опыты партизанской деятельности.

Все началось ранним утром. К дому, в котором мы жили, подъехало несколько бронированных машин народной милиции. Мы повскакивали со своих кроватей и прильнули к щелям сарая. Все стало ясно с первых секунд - это облава. Нармилы прочесывали все районы области. Добрались они и до территории, где располагались мы. Что же, этого следовало рано или поздно ожидать. Хотя мы и жили на загрязненных землях, где даже трава не желал толком расти, а животных мы наблюдали один или два раз за все время пребывания там, власти сочли необходимым проверить и эту местность. Ничего удивительного. Будь я на их месте, я отдал точно такой же приказ. Рано или поздно.