Виктор Побережных - Горячий июнь

Я с интересом принялся рассматривать доставленного нам человека. Да-а. Потрепало мужика. В первый момент мне показалось, что ему далеко за сорок. Но теперь, рассматривая его внимательней. Я понял, что очень сильно ошибался. Скорее всего он был ровесником меня нынешнего, а может и младше. Возраста ему придавала неестественная худоба, какое-то бледно — серое лицо. Потухшие глаза и седина, блестящая в начинающих отрастать, коротких волосах. Он сидел на стуле скукожившись, упрятав руки между мосластых коленей, отводя взгляд в сторону. Чего он? Боится нас, что ли? Встретился с ним взглядом и понял — боится! Мля! Как же шугаются люди, попав на допрос, да ещё и побывав в плену! Правда, стоит честно признать — если бы не слова Иосифа Виссарионовича, я бы очень не завидовал всем этим людям! Хотя и так завидовать нечему. А Туртугешев уже начал, выложив на стол пачку папирос и спички.

— Вы курите? Закуривайте, не стесняйтесь и не бойтесь.

Солоухин недоверчиво глянул в мою сторону, но после повторного предложения Туртугешева, несмело взял папиросу и закурил, сразу согнувшись в приступе кашля. Сергей тут же налил из графина, стоящего на столе воды и подал кружку давящемуся в кашле человеку.

— Возьмите. Попейте. Это поможет. Я понимаю, что давно не курили. И не нужно так нервничать. Если вы честный советский человек — вам абсолютно нечего бояться! Вам же уже сообщали об изменении политики Партии и Правительства по отношению к лицам, попавшим в плен? Сообщали…И это всё правда. Так что поводов для страха при встрече со мной у вас быть недолжно, — Туртугешев улыбнулся пришедшему в себя человеку с удивлением его слушавшего.

— Мы следователи спецкомиссии Туртугешев и Стасов. Наша спецкомиссия создана для расследования преступлений совершённых немецко-фашистскими захватчиками в отношении граждан Союза ССР а так же бойцов и командиров Красной Армии, оказавшимся в плену. Сведения о таких преступлениях нас и интересуют в первую очередь. К моему глубокому сожалению, вы ещё не прошли полной проверки нашими сотрудниками, поэтому обращаться к нам вы должны не товарищ, а гражданин следователь. Вам всё понятно? Очень хорошо. Вижу, что вы успокоились и можете отвечать на вопросы, — Сергей повернулся ко мне, — товарищ Стасов. Если у вас, в процессе беседы возникнут вопросы — дайте знать. Хорошо?

Я утвердительно кивнул и, с всё возрастающим удивлением, продолжал наблюдать за Туртугешевым. За пару минут успокоил человека. Разговаривает мягко, уважительно, без малейшего унижения допрашиваемого. Скорее, всей манерой разговора он возвращает Солоухина в нормальную жизнь, вытаскивает его из ямы отчаянья и страха. А Сергей продолжал.

— И так. Назовите свои имя, фамилию и отчество.

— Солоухин Аркадий Митрофанович.

— Год, дата и место рождения?

— 1918, 13 сентября, Смоленск.

— Звание, должность, номер части в которой проходили службу до попадания в плен.

— Младший лейтенант, штурман, 459-ый ночной скоростной бомбардировочный авиационный полк, в составе 218-ой ночной бомбардировочной дивизии.

— Расскажите обстоятельства вашего попадания в плен. Прошу вас не нервничать. Закуривайте и рассказывайте.

Солоухин дрожжащими руками взял папиросу, прикурил и, сделав пару глубоких затяжек, начал рассказывать.

— В соответствии с полученным приказом, мы производили ночную бомбардировку немецких войск на левом берегу Днепра в районе Днепропетровска. Основной целью был склад топлива. При постановке на боевой курс, были обнаружены и подверглись сильному зенитному противодействию. Бомбы мы сбросили, но наш самолёт был подбит. Я видел, что горел ещё кто-то, но кто именно не знаю. Уходя от зенитного огня, мы были вынуждены углубиться на территорию занятую немцами. В результате полученных повреждений самолёт загорелся и нам пришлось прыгать. На земле я смог найти только своего командира, лейтенанта Часовских, хотя парашютов видел три. Мы пытались найти нашего стрелка Амбросимова, но не смогли. А на следующий день, нас захватили полицаи, — лицо Солоухина перекосилось, а голос задрожал от ненависти, — Вы бы видели, гражданин следователь, что они творили! Что делали эти гады!!!

— Попейте воды, успокойтесь, — Туртугещев подал Солоухину кружку, — С момента встречи с полицаями поподробнее.

— Хорошо, гражданин следователь, — Солоухин поставил опустевшую кружку на стол и начал медленно, с тоской рассказывать дальше.

— Не найдя Амбросимова, мы решили идти к фронту. На лесной дороге увидели телегу, с двумя мужиками. Решили у них уточнить, где именно мы находимся. А мужики оказались, — он скрипнул зубами, — шавками немецкими. Не успели мы начать с ними разговор, как увидели стволы автоматов, направленные на нас, даже дёрнутся не успели. А потом…После того, как нас разоружили и связали, стали бить. Привезли на какой-то хутор. Там было ещё три полицая. Все по именам друг друга называли, только одного толи по кличке, толи по фамилии — Болта. Болта Виктор. Такой рыхловатого телосложения, высокий мужик лет сорока. Голос у него такой…женственный. Мягкость какая-то не мужская и улыбочка поганая на лице постоянно. Реденькие усики аж топорщатся, когда лыбиться начинал. А как он стелился перед немцами! Это видеть нужно было! Просто так не опишешь. На следующий день они приехали, трое. Двое солдат, а один эсэсовец, шарфюрер Клозе. Форма чёрная, сам лощёный такой, на окружающих как на больных смотрит. С этаким брезгливым любопытством. Этот Клозе, узнав, что командир еврей, приказал его расстрелять, а Болт… Тот развлечься захотел… Сожгли они его…Только не в костре, а на вертеле здоровом, из трубы сделанном…привязали и крутили над костром, пока не зажарили…Я толком не помню, что происходило…В себя пришёл, когда мы уже сюда подъезжали в машине с ещё несколькими нашими… А полицаи эти в лагерь частенько приезжали. Уже в форме немецкой, причём петлицы эсэсовские были. Они раз в неделю несколько человек куда-то забирали, но что с ними я не знаю. Назад не возвращали, никого. А в лагере…

Часа через два, Туртугешев решил, что достаточно вытянул из Солоухина и закруглил допрос.

— Ну, гражданин Солоухин, на сегодня всё. Вот, распишитесь здесь, здесь и здесь… Да, именно здесь.

После того, как того увели, Сергей закурил и повернулся ко мне.

— Вот такие пироги у нас, Андрей. Уже от двенадцати освобождённых слышим об этом Клозе и толи полицаях, толи эсэсовцев Болта. Не меньше четырёх случаев сжигания людей заживо. Про расстрелы, забивания до смерти и другое я вообще молчу, — делая глубокие, нечастые затяжки он задумчиво смотрел на меня.

— Смотри, Андрей, какая интересная ситуация складывается вокруг полицаев-эсэсовцев, — он постучал карандашом по карте, на которой Солоухин показывал свои злоключения, — До сегодняшнего дня, действия Клозе и его садистов отмечены были только вот в этих районах. А в районе Новопокровки, где взяли лётчиков, про них ничего не было слышно. Кроме того есть ещё один момент — до показаний Солоухина, все говорили именно об эсэсовцах, а не о полицаях. Всё время, они были в форме, а не в полугражданской одежде. Ну с этим пусть наши коллеги разбираются.