Виталий Корягин - Винг

— Послушай, мы заплатим тебе, вернем все, что взяли! Даю слово!

Она яростно закричала:

— Можешь сходить под кустик со своим словом! Ры-ыцарь! Я уже раз поверила тебе, пощадила твою шлюху, когда она была у меня в руках, а ты ограбил меня, отдал на поругание! Вернете все, что взяли? И мужа тоже вернешь с того света?! И сгоревший замок?!

Ноэми в домашнем хитоне, так и не успевшая переодеться, отстранила сакса, шагнула вперед:

— Давай поговорим, как женщина с женщиной!

— Да, две женщины! Одна бродит в лохмотьях по базару, побирается именем Христовым, а другая не знает, что выбрать из яств, из нарядов! Одна, чтобы не сдохнуть с голоду, отдается за гроши под забором пьяной матросне, а другая… слышала я сегодня ночью твои стоны в спальне!

— Да ты же отдала меня пиратам! Ты сама виновата…

— Я виновата! Да! И Господь отнял у меня мужа и все, все, все вместе с ним! А ты виновата в том, что позволила меня изнасиловать! И теперь Бог отберет у тебя все то, что потеряла я!

Волосы сицилийки растрепались, глаза горели безумным огнем, голос срывался на визг. Стало ясно, что договориться добром не удастся. Эдвард опустил голову — он сознавал свою вину. Ноэми, пристально глядя в глаза разъяренной фурии, подошла ближе, встала рядом с гэлом.

Протянула руку к корзине:

— Отдай, я тебя прошу!

Баронесса прижала к себе драгоценную ношу:

— Нет! Ни за что!

Алан внезапно метнулся вперед, пытаясь ее выхватить, но женщина отвела руку в сторону, и гэл промахнулся. С трудом удержав равновесие, снова попытался завладеть корзиной.

Сицилийка отступила на шаг в сторону, расхохоталась и с размаху швырнула ношу в море. Шкатулка выпала из корзины, ударилась о край утеса, раскрылась, и из нее посыпались в воду батареи. Эдвард закрыл глаза.

Открыв их через секунду, он увидел: оттолкнув баронессу и оцепеневшего Алана, Ноэми шагнула на край обрыва, одним движением стянула через голову хитон, и сверкнув на утреннем солнце прекрасной наготой, бросилась в море.

Оставив истерически хохочущую мстительницу на обрыве, мужчины кинулись искать спуск со скалы. Шимон, успевший за лето немного изучить здешние места, привел их к тропке, вившейся по крутизне к бухточке, куда прыгнула Ноэми. Минута, и они, задыхаясь от бешеной гонки, встали на узкой галечной кромке берега.

По колени в пене прибоя, как Афродита в миг рождения, к ним медленно шла Ноэми, и вода вокруг нее розовела, а за ее спиной, в центре мелкой бухточки, понемногу начинала бурлить. Девушка пошатнулась, Эдвард и Шимон бросились к ней, подхватили, вынесли, положили на гальку. Из серой та сразу сделалась красной под ее головой.

— Должно быть, в воде стукнулась о камень… Ничего, ничего… — приговаривал гэл, подкладывая под затылок Ноэми сложенную куртку, отвел прядь волос с виска и застонал. — Ох, какая рана!..

Девушка протянула к любимому цилиндрик батареи:

— Вот… Теперь все будет в порядке… — и уронила руку.

Чудесные глаза закрылись, голова склонилась к плечу.

А наверху на обрыве бесновалась баронесса:

— Ага! Ага! Получили?!!

— Я убью ее! — сквозь зубы процедил Алан.

Еще раз взглянули на мир прекрасные очи Ноэми:

— Ал! Не надо… Обещай мне…

Ее рука мимолетно погладила жесткую ладонь гэла и навсегда успокоилась на замшевой перчатке Эдварда.

Шимон зашел по пояс в воду, пытаясь разглядеть что-либо в мутной взвеси, но море бурлило все сильнее, пар бил ключом, и скоро кипяток заставил иудея, пятясь, отступить на берег.

Тело Ноэми отнесли на виллу. Как положено по закону Моисееву, Шимон разорвал на себе одежды и, сидя рядом с покойной сестрой, молился. По обычаю в тот же день до захода солнца над ней прочитали погребальный Кадеш и опустили в могилу на местном еврейском кладбище.

Вечером к оцепеневшему от горя саксу подошел Алан, протянул другу спасенную ценой жизни Ноэми батарею:

— Вот, возьми! Завтра выезжаем в Тулузу, не то опоздаем. Шимон поедет с нами. Хоть проклятому немцу отомстим за все… в память Ноэми, — на осунувшемся, с красными глазами лице гэла тяжело ходили сведенные страданием скулы.

Рыцарь равнодушно повертел в пальцах драгоценный цилиндрик:

— Использованная… Я еще на берегу понял… Хорошо еще, Ноэми не догадалась…

Алан попятился, показывая на батарею:

— Выходит, она зря прыгнула в воду?

— Выходит, все зря! Украла эта сумасшедшая батареи, и ладно! Добрались бы к Тиграну и без них. Ну, что, не довезли бы меня? Да довезли бы!

— А поединок? — спросил гэл.

— Что поединок?! Что важнее, жизнь Ноэми или смерть этого выродка? Потом бы с ним разобрался! — в глазах Эдварда дрожали слезы. — Знаешь, Ал, ведь это мы с тобой ее погубили. Наша злоба, жестокость, равнодушие стоили ей жизни!

— Да, — опустил голову Алан, — зря я тогда на Сицилии так с этой полоумной…

— Я не об этом! Хоть ты и прав! — голос Эдварда был полон горечи. — Понимаешь, мы не хозяева в этой жизни. Кажется, что хотим, то и творим, но в том-то и дело, что, действительно, лишь кажется. Вот унизили мы баронессу, думали, проучим, глядишь, что-то поймет, а она вот как нам… отомстила. Удрал я из дома, познакомился с Тиграном — хорошо! Такой лекарь, все может, а хотел мать вылечить, да поздно, у нее сердце разлуки не выдержало. Или вот, Дэн! Поссорились мы, и знаю я, что не виноват в этой вражде, не желал ее, но все равно, отец-то из-за нее погиб. Получается, что ни делай, все плохо! Я старался жить по чести, но что это изменило?! Эх! За что Он ее?! Не понимаю… Неужели за мою глупость, жестокость?! Но почему ее, а не меня?.. Почему за наши грехи всегда страдают другие?!

Они вдвоем медленно зашагали по коридору к комнате Эдварда. Рыцарь выключил машину, понимая, что новых батарей не будет, и двигался с трудом. Открыв дверь, сакс доковылял до постели и со вздохом завалился на спину. Алан сел рядом.

Эдвард продолжил, уставившись в потолок:

— Получается, как ни бейся, конец всегда один. Нет, безусловно, многие добились, чего желали: славы, богатства или, там, власти. Но цена! Сколько горя они принесли людям? А сколько зла причинили своей душе? Какой же смысл во всем этом?

— Господь нас испытует в этой жизни, — назидательно сказал Алан, но смешался, вспомнив, что Ноэми мертва. — Прости, Эд, какие уж тут испытания!

— Эх, Ал, — продолжил Эдвард, будто не слыша его, — я тут понял: а ведь я больше никогда не встречусь с Ноэми. Никогда! Даже если сподоблюсь попасть в рай, ее-то там не будет, ведь она некрещеная! Чем же сможет вознаградить меня Господь? Да ничем! Нет у него такой власти! Или есть?

— Я думаю, есть, — попытался утешить друга гэл, видя, что тот буквально погибает от скорби, — все хорошие люди, с этой ли верой, с иной ли, обязательно будут вместе. Ты же сам говорил!.. Помнишь? Надо верить в милосердие Творца! А нынешние скорби покажутся оттуда такими мелкими, не стоящими волнений…