Виталий Корягин - Винг

Эдвард, не в силах более стоять, сломанной куклой рухнул на песок. Перемахнув ограждение, к нему бросились Алан и Шимон.

Король на секунду вырвался из растущей в ложе толпы в рясах и сутанах, шагнул к барьеру, глазами нашел де Шаррона, жестом поманил к себе, отстранил галдящих святош, склонился к капитану:

— Мессир, скажи его рыжему сквайру, пусть немедленно увозит Винга отсюда! И подальше! И чтобы года два глаз не казал… Не то, боюсь, несдобровать ему!

Ранним утром по дороге между бурыми от пыли виноградниками тащилась телега, запряженная сильной лошадью. На козлах с вожжами в руках сгорбился Шимон. Алан верхом держался позади. Боевой конь Эдварда бежал за ним в поводу.

Вставшее недавно солнце перечеркивало дорогу розовыми косыми лучами сквозь просветы шпалер. Крестьяне на склонах холмов поднимали головы на стук подков и провожали взглядом путников, опершись на лопаты, пока тех не скрывал очередной поворот.

Алан шпорами толкнул мерина, подогнал вплотную к задку телеги. Шимон с облучка обернулся к другу.

— Как он? — спросил гэл вполголоса. — Спит?

Шимон покачал головой, глядя на Алана грустными глазами. У гэла защемило сердце, так они напомнили взгляд Ноэми.

— Нет, Ал, не спит… — обернувшись, он откинул легкое покрывало на толстом слое соломы.

Неподвижный взгляд Эдварда был устремлен в белесое небо.

— Может, ты пить хочешь? Дать водички? — спросил Шимон.

Сакс облизал почерневшие губы, хрипло прошептал:

— Дай…

Шимон остановил лошадь, слез с облучка, вытащил из-под сена глиняную флягу, смочил рыцарю губы.

Алан склонился с седла:

— Болит, Эд?

— Ну, что ты человека зря тормошишь, Ал? — заворчал Шимон. — Сам, что ли не понимаешь?

Эдвард не ответил. От него не слышали и десяти слов после поединка, он молчал уж третьи сутки, не стонал, но ясно было, что мучается он страшно.

Иудей отошел к обочине, и, орошая упругой струей пыльный кустик полыни, негромко бросил через плечо:

— Что ты, таки, к нему пристаешь? "Больно, не больно"! Он просто спекся в своем железе, как маца в печке на Пасху. Хорошо еще, машина работает, убирает то, что течет с ожогов… Не знаю, довезем ли до Тиграна? Да и жив ли старик? Слышал, что немец сказал Эду…

— Кому ты поверил? Тигран не смеет погибнуть! На него одна надежда… Нет, надо довезти! Мне кажется, Эд сегодня малость лучше… Должен выкарабкаться!

— Он устал! Сколько ж ему досталось, Боже ж ты мой! — иудей вернулся к телеге.

— Да другой бы давно сломался… Такая судьба! И ведь честный, добрый… За что ему? Неужели за то, что в жидовку влюбился? Ох, прости! — гэл смущенно покосился на Шимона.

— Ничего, я и до тебя догадывался, кто я есть!

— Где же тут милосердие Божье?! И не знаю…

— Я знаю! Оно неизмеримо! — вдруг громко и ясно сказал Эдвард. — Я понял! Милосердие в нашей свободе… Я сам выбрал мой путь, Он был ко мне добр и не мешал любить… И дозволил отомстить! Будь проклят тот, кто придумал, что Он превращает своих детей в рабов!

— А Тигран мне не поможет, его и не было вовсе, он же говорил, что я сам его придумал…

Он замолчал. Друзья склонились над ним, но не услышали больше ни слова.

Наконец, Шимон вздохнул:

— Ладно, покатили! Через часок будем в Арле…

Он взгромоздился на облучок, и телега медленно потащилась по ухабам. Гнать не хотели, чтобы не причинять Эдварду лишнюю боль.

Солнце поднималось из утренней дымки. Начало припекать. Дорога свернула в оливковую рощу, печальный кортеж углубился в нее, там меж невысоких деревьев залегли еще почти ночные тени.

Мягко стучали в пыли подковы, шумно вздыхали лошади и Шимон.

Внезапно на плечи Алана черной змеей пал аркан, горец рванулся прочь, пытаясь сбросить петлю, но жесткий ремень стянул руки, прорезая на предплечьях кожу, и выдернутый из седла Алан, падая, успел заметить, что и к Шимону бросились темные фигуры.

— Разбойники, — подумал гэл, беспомощно наблюдая из-под копыт своего коня, как упирающегося иудея тащат с козел. — На вилле денег хватит, договоримся, отпустят. Зачем мы им? Золото лучше!

— Не сопротивляйся! — крикнул он.

— И то правда! — просипел один из нападавших и угостил опустившего руки Шимона латным кулаком по лбу. Посмотрев, как осел на облучке оглушенный противник, разбойник закричал, сложив ладони рупором:

— Сэр! Все в порядке! Взяли!..

— Иду! — послышалось в ответ. К дороге, пригибаясь под ветками, выехал… Дэн. Алан сразу его узнал, не помешал и сумрак.

Предатель спрыгнул с коня, пнул сапогом гэла в бок:

— Валяйся, скоттская сволочь! С тобой я разберусь попозже! — повернулся к сообщникам. — Следите за ним ребята, он шустрый!

— Будет слишком шустрить, пожалеет! — отозвался за спиной связанного гэла кто-то невидимый.

Дэн подошел к телеге, рывком сдернул покрывало с Эдварда, оперся рукой о борт повозки:

— Вот ты где, колдун! Земля слухами полнится о твоих подвигах, как короля Дика спас, как комтура перерубил вместе с панцирем… Что ж меня не рубишь? Ручонки о молнию обжег?

Он рывком впрыгнул в кузов, коленом встал на живот Эдварду, заглянул в глаза:

— Вся жизнь у меня пошла наперекосяк… И все из-за тебя, недоносок! Никому никогда не завидовал, а ты… Ты сделал из меня завистника, предателя, это все твое волшебство! Да разве обычный человек смог бы превзойти меня во всем?

Норманн плюнул в лицо недругу:

— У-у! А как ты меня испугал там, в Англии… До сих пор снится твой топот за спиной! Я был бы первым человеком у короля Джона… Но теперь все, тебе больше не стоять у меня на дороге! Что с мне тобой сделать, а?

— Убей меня! — неожиданно сильным и ясным голосом произнес неподвижный Эдвард.

— Ишь чего захотел! — захохотал Дэн. — Просто убить? Нет, я тебя замучаю так, что ты…

— Ты не сможешь причинить большей боли, чем терзает меня сейчас… Это не в твоих силах, норманн…

— Может быть, ты переменишь мнение, когда я начну резать тебя на кусочки… — Дэн выхватил кинжал.

Алан дернулся было, но на его шею встал сапог, а в живот уперлось острие меча:

— Лежи, дядя, отдыхай, не — укорачивай и без того жалкий остаток своей жизни!

Жгучие слезы бессилия щипали глаза гэла, он, со стянутыми ремнем руками, не мог даже умереть, защищая друга.

Дэн чиркнул острием клинка сакса по лицу:

— Это — украсит тебя в гробу! — рванул ворот его камзола.

Внезапно голос норманна изменился:

— А это что такое?! Так ты действительно… Дьявол! — он ударил Эдварда в грудь, раздался скрежет стали о сталь, потом еще и еще. — Нет, так дело не пойдет… Любую броню можно снять! Вот тут что-то есть! — он ткнул острием в еле заметный выступ кнопки.

В груди Эдварда распахнулась дверца батарейного отсека.