Алексей Замковой - Лесной фронт. Задача - выжить

Клиент появился через пятнадцать минут. Щуплый, воняющий перегаром, бородатый мужиченка, распахнув дверь видимо пинком, пошатываясь, вышел во двор и направился к одному из сараев. Нашу группу спасли только сгустившаяся темнота и затуманенные алкоголем глаза полицая. На своем пути он прошел всего в нескольких метрах от сжавшегося в тени бойца. Подойдя к сараю, полицай принялся возиться со штанами — похоже, причиной его прогулки стало желание справить естественные потребности организма. Но сделать свое дело ему не удалось. Внезапно появившийся из-за того же сарая боец с силой впечатал приклад карабина в висок полицая. Все снова замерли, напряженно прислушиваясь к доносящимся из дома звукам. Не услышат ли остальные? Как по мне, хруст черепа под прикладом прозвучал громом весенней грозы, а за этим громом последовал шорох падающего тела, которое никто не успел подхватить. Но все было в порядке. Из дома доносился все тот же смех и обрывки пьяных разговоров.

Повинуясь приказу лейтенанта, один из автоматчиков занял место за дверью дома, а второй встал за угол с обратной стороны от двери. Как я понял, мы ждали пока полицаи не обеспокоятся судьбой своего товарища и не пошлют кого-то проверить куда же он делся. Ждать пришлось долго. Первые признаки того, что полицаи заметили недостачу последовали только через полчаса.

— А Михась где? — спросил кто-то в доме гнусавым голосом.

На мгновение наступила тишина, но тут же другой голос, глубокий и сильный, ответил:

— Да спит, поди. Он же нажрался, скотина, больше чем все здесь вместе взятые. До ветру пошел и свалился где-то. А ежели тебе не терпится, то иди и посмотри сам где эта свинья храпит.

Лишний раз шевелиться озаботившийся судьбой товарища гнусавый не захотел. По крайней мере — поначалу. Еще минут двадцать ничего не менялось — полицаи бурно нажирались. В конце концов, когда наше терпение начало иссякать, дверь снова скрипнула. Видимо была какая-то романтическая струнка в душе этого полицая, потом что, отойдя пару шагов от дома, он остановился и задрал голову, любуясь перемигивающимися огоньками звезд на ночном небе. Поэтому он не заметил как из-за, оставшейся открытой, двери к нему метнулась тень — стоявший там боец ловко зажал рот полицаю, а второй рукой сунул ему под ребра нож. Тут же из-за угла выскочил второй автоматчик и влетел в дом. За ним побежали остальные, кроме того бойца, который зарезал романтического полицая — он все еще держал судорожно подергивающееся тело, ожидая пока тот окончательно не затихнет.

В доме наше присутствие заметили не сразу. Точнее заметили, но сквозь дверь уже проскочили три бойца, которые сразу же взялись за дело. Пьяный смех еще не успел оборваться, когда один из забежавших в дом бойцов подскочил к сидящему ближе к двери полицаю и воткнул ему сбоку в горло нож. Второй полицай непонимающе смотрел на все это — в пропитанных алкоголем мозгах картинку реальности складывалась слишком медленно. Он только начал приподниматься со скамьи, когда ему в лоб прилетел приклад. Мгновенно потеряв сознание, полицай кубарем отлетел в угол, где его и прикончили вторым прикладом. Последний полицай был мертвецки пьян — он громко храпел, положив голову на стол и даже ухом не повел при нашем появлении. Поэтому и умер тихо, во сне.

Группа выполнила свое задание на отлично. Не было произведено ни единого выстрела. Даже шума, если не считать топот ног по полу, стук приклада о череп полицая и шорох падающих тел, не было. Когда все было закончено, в дом вошел лейтенант. Обведя взглядом трупы, он посмотрел на часы и, чертыхнувшись, приказал обыскать мертвецов. Нашими трофеями стали пять комплектов гражданской одежды, немного попорченной ножами и пятнами крови, но мы надеялись, что в ночной темноте немцы не сразу это заметят, четыре карабина и винтовка Мосина, наган, пять белых нарукавных повязок, пять аусвайсов и большая, опорожненная на треть бутыль самогона. Еще на столе присутствовала закуска — солидный кусок сала, хлеб, несколько луковиц и десяток картофелин в миске.

Лейтенант выбрал пять человек, подходивших по комплекции к трофейной одежде, и приказал им переодеться. Перед этим два бойца были посланы запрячь лошадей. Через пару минут все было готово. Мы нагрузили телегу взрывчаткой, прикрыв ее парой мешков. Бойцы, преобразившиеся в полицаев, выстроились перед телегой.

— Играем натурально. — давал последние инструкции лейтенант. — Что б ни одна собака не поняла, что вы не полицаи. Огонь первыми не открывать ни в коем случае. Понятно? Если кто-то выстрелит и завалит дело — пристрелю лично!

Бойцы кивнули. Один повернулся к телеге и, взяв бутыль с самогоном, вылил немного себе на грудь.

— Для запаха. — пояснил он, передавая бутыль соседу. — будем изображать пьяных.

Мы лежали на опушке леса. Метрах в двадцати слева от нас из леса выходила дорога, еще через пару сотен метров подходившая к мосту. Близко к вражескому посту мы подходить не осмелились — луна ярко освещала лежащий перед нами луг и обеспечивала немцем отличный обзор до самого леса. Лейтенант нервно поглядывал то на часы, то на мост, то на дорогу. Видимо сейчас он думал о судьбе группы, которая должна убрать пост с другой стороны моста. Получилось ли у них выйти на позицию вовремя? Выстрелов мы не слышали, значит все должно было пройти гладко. Но получится ли тихо снять охрану?

В без пяти минут час с дороги послышался скрип колес и пьяное пение. Началось. Из леса медленно выкатилась запряженная двумя лошадьми телега, в которой вовсю горланили песни и ржали пять мужиков. В небо взлетела ракета, освещая всю эту картину белым светом — кто-то на посту видимо еще помнил службу. Послышалась гортанная немецкая речь, но телега продолжала медленно катится к пулеметному гнезду.

— Гааспадин официр! — заплитающимся языком прокричал кто-то из телеги. — Добраай ночки, гаааспадин официр!

Ракета погасла, вернув ночную тьму, еще больше сгустившуюся после яркого света. Со стороны моста я расслышал слова 'швайне' и 'думкопф', которыми немцы выражали свое отношение к происходящему. Но ракет больше не было, как и не прозвучало 'хальт'. Из всего этого я сделал вывод, что трюк удался. Телега преодолела половину пути до немецкого поста. Дверь караулки открылась и появился еще один немец, видимо разбуженный светом ракеты и криками.

— Самогончику не желаете, господин официр? — прозвучал другой голос. — Шнапс! Самогончик! Гуд!

Телега подъехала вплотную к мешкам, из-за которых торчал ствол пулемета, и остановилась. Кто-то вывалился на землю, растянувшись во весь рост. Со стороны поста раздался взрыв смеха, причем смеялись и немцы и 'полицаи'.