Александр Верещагин - Война

Я залез в фонарь стрелка, пулеметы стояли без патронных лент. Электропривод позволял вращаться установке вместе с сиденьем пулеметчика на 360°. Угол обстрела был максимальный. Даже предусмотрены ограничители, чтобы случайно не прострелить корпус экраноплана.

— Нравится, Денис? — одобрительно сказал снизу Александр Иванович.

— Хочешь прокатиться и пострелять за одно? — предложил он.

Я немного оробел. Когда экраноплан пустили первый раз надо льдом водохранилища, я думал он развалится. Маленькие, но невероятно мощные двигатели разогнали машину по короткой расчищенной от снега взлетной полосе, аппарат оторвался от льда но вопреки моим ожиданиям не взлетел в небо, а низко пошел над покрывающим замерзшее водохранилище настом. Через минуту машину уже не видно над поверхностью, еще через пару минут, развернувшись, аппарат вернулся. Погасив скорость за счет работы двигателей, мягко сел на лед. В первом полете машину вел бывший летчик-штурмовик Алексей Степанович, вторым пилотом сел сам Петр Иванович. После полета, с толстой тетрадью в руках, Самоделкин бегом побежал к запряженной упряжке и уехал в поселок, не дождавшись погрузки его «детища».

В ходе сегодняшних испытаний задача усложнялась. Нужно было из пулеметов на лету поразить две мишени. Пустые бочки из-под ГСМ. Я согласился провести испытательные стрельбы на ходу. Тем более что при стрельбе с места оружие показало себя прекрасно.

Удобно разместившись в кресле стрелка-радиста, я чувствовал себя по меньшей мере Юрием Гагариным, перед стартом. Взвыли двигатели, выбрасывая ионизированный сильным электромагнитным полем, воздух. Крупная вибрация сотрясла корпус экраноплана.

— Не дрейфь, это только на взлете так трясет, — пытаясь перекричать двигатели, успокаивал Самоделкин. Толчок, вибрация заметно поутихла, превратившись в зудящий комариный писк. За стеклами фонаря проносятся берег, лед, опять берег.

— Держи мишени в прицеле, — командует Иваныч.

Покрутив штурвальчиками, я легко навел паутину прицела на черные точки. Теперь педаль электроспуска. Пулеметы засновали на полозках, выбросив вперед длинный факел.

— Мимо! Упреждение на скорость давай. — Я и сам увидел, что очереди прошли влево и выше бочек.

— Щас, еще заход сделаем. — Пилот слегка вывернул штурвал, совершая маневр.

Перегрузка наклонила меня в сторону, под действием инерции слегка крутанулась вся установка. Я вовремя стопорнул штурвальчик и навел прицел чуть вправо от мишени. Педаль, короткая очередь, еще педаль.

— Вот теперь попал. Молодец, паря! — Радостно орал Иваныч.

Действительно, бочки на месте не было. Поняв принцип стрельбы на большой скорости, я легко разделался и со второй бочкой.

После приземления, несмотря на ощутимый морозец, вылез из фонаря красный как рак, и мокрый от пота.

Александр Иванович и другие командиры, следившие за стрельбами, поехали осматривать мишени, а я увязался с ними.

В железном боку бочки зияли огромные дыры от пуль.

— Кучно. Шесть попаданий. Хороший результат. — Сдержанно хвалил руководитель нашу работу.

Сразу после окончания испытаний первого экраноплана, на стапели стали собирать второй. Времени до начала операции оставалось мало. Самоделкин с одной стороны подгонял рабочих, с другой… требовал высокой точности и качества. Сам проверял монтаж деталей. Имея некоторый опыт, люди работали быстрее. Организовали посменную работу.

Лидеры заметно нервничали. К концу марта в Невельском появились новые люди. Сопротивление подтянуло резервы. Переоборудовали для нужд предстоящей операции изъятые у крестьян пневмоходы. С виду неуклюжие, четырех и шестиколесные машины на больших резиновых колесах — камерах. Они прекрасно передвигались по рыхлому весеннему снегу и льду, вплавь преодолевали большие полыньи. Использовались эти кустарные машины в основном для рыбалки.

Я плохо себе представлял план предстоящей операции. Против танков и пулеметов на неуклюжих и уязвимых пневмоходах! Безумие и самоубийство.

Работа кипела каждый день, еще несколько зданий приспособили под свои нужды рабочие. Кроме сборочного цеха появилась кузня и токарка. Я частенько пропадал в кузне, вместо того, чтобы охранять важный объект и непосредственно Витю. Мне нравилось мастерить охотничьи ножи. Раскалив в горне кусок стали, обычно клапан ГРМ тепловоза или обод подшипника, вытягивать молотом клинок. Очень важно не перекалить заготовку, иначе лезвие будет хрупким. И не до греть нельзя, лопнет при ковке. Полученную заготовку долго обтачивал на наждаке и шлифовал до зеркального блеска. С любовью собирал рукоять из пластинок бересты. Хороший, сбалансированный нож требовал неделю труда.

Тупо толкаться в без того тесном «сборочном цехе» (так теперь называли сарай). Или стоять как столб на внешнем посту. Так, иногда заглядывал в «сборочный», было интересно наблюдать, как быстро растут клепаные борта фюзеляжа, как монтируют короткие крылья. Раз в неделю менял изготовленные ножи на и несколько патронов на безделушки, вроде колечек или баночки меда. С этими гостинцами и подарками я был желанным гостем на танцах и девичьих поселках. Шрамы, после ранений не сделали меня уродливым, так говорили девушки. Я не искал среди них подлинной любви, довольствовался ласками очередной подружки. Коих у меня было предостаточно в Невельском.

Во второй половине апреля. Когда лед на водохранилище еще не сошел, он стал настолько хрупким и пористым, что опасно даже пешком ходить по нему. Я стал замечать в рядах Сопротивления определенную суету и нервозность. Верный признак предстоящего события. Как это было принято, никто никому ничего не рассказывал. И не смотря на режим секретности, все были в курсе событий. К тому времени, техника не была полностью готова к предстоящей операции. Второй экраноплан, по предложению Самоделкина немного модернизировали. Чтобы избежать недостатков выявленных в результате испытаний первой машины. Сам Петр Иванович практически поселился в «сборочном». От недосыпания и изнурительного труда стал походить на Витю, тот же череп обтянутый кожей, впалые глаза и щеки… очков только не хватает.

На практически готовый экраноплан, в срочном порядке навешивали ПТУРСы.

В ходе испытаний так и не удалось пострелять ПТУРСом, ракет было крайне мало. Еще устанавливали спарку КПВТ, пулеметы испытывали только в стационарном режиме. О ходовых испытаниях придется забыть. По лучше дело обстояло с пневмоходами, этих «трудяг» вооружили ПКТ и «Кордами», вместо брони навесили мешки с песком, что значительно утяжелило машины.

Наблюдая за спешными приготовлениями, грустные мысли роились в голове. Вся эта «чехарда» походила на очередную авантюру Сопротивления. Сколько раз уже планы нашего отряда проваливались с треском, унося понапрасну труд, а главное жизни людей. «Должно иже нам наконец повести!» — Думал я лежа на своей деревянной кровати. Избу, в которой мы с Витей квартировали, хозяева натопили от души. Возможно, от желания угодить важным гостям. В итоге, я совершенно не мог заснуть, с завистью смотрел на спящего Витю. Бедняга так умаялся, что спал сном «убитого богатыря». Да еще и мысли, сомнения всякие лезут в голову. Через несколько дней все недоработки будут устранены и тогда, наконец, решиться судьба отряда. И моя судьба тоже… Потихоньку, сон взял свое, мысли приобрели причудливые образы: друзья и соратники бегали шумели, я почему то их не слышал. Кто-то из них меня тряс за плечо…. Сознание вернулось мгновенно. В избе уже горел электрический свет, Витя с заспанными глазами, надевал штаны «на изнанку». Меня затрясло от страха-«Неужели опять провал, янки вычислили наши планы и опередили Сопротивление!» Среди царящей вокруг суматохи, я не услышал выстрелов, хороший знак. Немного отпустило…