Сергей Анпилогов - КАРИБСКИЙ ШИЗИС

Мигель, не понимая, смотрел на них до тех пор, пока сеньорита не развернулась. Пока он не увидел её лицо. Нежный овал в обрамлении рыжих волн… ямочки на щеках… детская улыбка пухлых губ… излом строго очерченных бровей… И взгляд из-под этих бровей, полоснувший абсолютным холодом! Так могла бы смотреть ещё не тронувшаяся с места снежная лавина… или плывущий в ночи айсберг… или… слов нет, но ЧЕЛОВЕК так смотреть не может!

Замороженный этим взглядом, Мигель слишком поздно заметил опасность. Уже понимая, что не успевает, начал разворачиваться в сторону Вако, с ревом несущегося к нему, занося мачете. Мулат замолчал и рухнул навзничь, не добежав двух шагов. Из его курчавой головы, чуть дрожа ярко-красным оперением, торчал, короткий и тонкий, чёрный стержень стрелы.

Стрельба прекратилась, только тонкий визг Хосе, который всё ещё катался по земле, одной рукой держась за лицо, а другой – за низ живота, врезался в уши, как штопор в пробку…

— Аспера! Я тебя, конечно, понимаю, но не могла бы ты ЭТО заткнуть? — Лейт выскользнула из-за дерева с взведённым арбалетом в руках. — И, кстати, тебе надо больше тренироваться – Куби-учи 12 12 «куби-учи» (яп.термин)... «горизонтальный удар мечом по шее» ты смазала. Займись на досуге…

— Хорошо, Валькирия. — В руке у рыжей появился тупоносый пистолет. Сухой хлопок – и визг прекратился.

— Док! Да не стой ты столбом – помоги Князю! Не видишь, что ли… — Ливси, до этого окрика действительно остолбенело застывший, ойкнул, выронил всё ещё слабо дымящий «калаш» и бросился к Барту, который, тихо матерясь сквозь стиснутые зубы, зажимал правой рукой простреленную выше локтя левую.

— Вояки, блин… Ещё бы научились спусковой крючок отпускать до того, как патроны закончатся, цены бы вам не было… — она подошла туда, где перед началом перестрелки стоял Ривера и толпились навербованные Кайманом идиоты.

— Столько патронов – на семь человек! Да-а… интересно, а кто из вас, ребята, пальнуть-то успел? Хотя… теперь-то какая разница, а? — Валькирия передвинулась к телу Хосе, попробовала было выдернуть засевшую у того в руке стрелу, но передумала и повернулась. — Мигель, ты как, цел?

— Да, сеньора Лейт. Благодарю вас, сеньора, я ваш должник… — проводник низко поклонился, не отрывая взгляда от арбалета и указывая при этом рукой на труп Вако.

— На том свете угольками сочтёмся… — ответила Валькирия и, с усмешкой глянув на него, добавила. — Пушку можешь теперь не снимать, проверку выдержал…

Затем, пробежав взглядом по лагерю, крикнула:

— Куаче! Куаче, колибрин сын!

— Куаче уже здесь… — Лейт, слегка удивившись, посмотрела себе под ноги. Там, носом уткнувшись в землю, стоял на коленях старший носильщик.

— Так! Слушай сюда внимательно! Переход временно отменяется… Соберёте пока всё ценное… Трупы зароете… Поглубже!.. Оружие и патроны – сложите в кучу… Остальное – заберёте себе… Мигель! — она снова повернулась к проводнику. — У тебя по поводу Хосе какие-то пожелания есть?

— Нет…

— Значит, и этого – туда же… Всё понял?

— Да, Коатликуэ… — ответил Куаче и бросился к своим – руководить работами…

Лицо у Валькирии внезапно сделалось ОЧЕНЬ задумчивым. Нервно передёрнув плечами и пробормотав себе под нос: «Блин, ну… не до такой же степени!», она резко повернулась и быстрым, размашистым шагом пошла к Эспаде. Тот всё ещё стоял на коленях с поднятыми и разведёнными руками, хотя осмысленности во взгляде несколько прибавилось. Проведя ладонью ему по спине между лопаток, Лейт хмыкнула и, достав из-за воротника рубахи два метательных ножа, бросила их на землю рядом с торчащим кинжалом.

— Умненький мальчик… Можешь опустить руки… Вот так, хорошо… За голову!.. Не только умненький, но и понятливый… — Валькирия кивком подозвала проводника поближе. — Знаешь ли ты что-нибудь хорошее об этом умном и понятливом мальчике, Мигель?…

— Спасибо, Мигель! — Родриго, не отрываясь, смотрел в пламя костра. — Теперь я твой должник. Если бы не ты…

— Ты мне ничего не должен. Я просто сказал правду – ту, что знал… — проводник, сделав глоток из плоской металлической фляги, передал её собеседнику. И, с кривой усмешкой, добавил. — Я ведь так и не научился лгать, предавать и нарушать слово. Хосе так этого и не понял…

— Хосе был мелким жадным подонком. Я ведь слышал его разговор с Кайманом… — Эспада передёрнул плечами и, в свою очередь, глотнул из фляги, — и он получил то, чего заслуживал…

— Знаю, но… он же ходил со мной почти два года. Я учил его лесу и пытался научить чести… Плохой из меня учитель!

— Это он был скверным учеником… — Родриго, передав флягу обратно, подбросил в костёр несколько палок. — Никого нельзя научить чести, если он сам этого не хочет.

— А как ТЫ связался с Кайманом и его шайкой? — Мигель, задав давно мучивший его вопрос, тут же торопливо добавил. — Если не хочешь, можешь не отвечать…

— Тут нет никаких секретов. Гомес вытащил, а точнее, выкупил меня из тюрьмы в Мериде, где я сидел и ждал, когда же меня повесят за убийство… а перед тем, как сделать это, он взял с меня клятву верности. Кайман был умной сволочью…

— Убийство?…

— Это был поединок! Меня вызвали! — Эспада, было, резко выпрямился, но потом, махнув рукой, коротко и горько рассмеялся. — О том, что мой противник – племянник губернатора, я узнал уже на суде…

— Подожди-ка…

Родриго вздрогнул от неожиданности… Индеец Куаче возник откуда-то из темноты бесшумно, как призрак, и, молча усевшись у огня, взялся за протянутую Мигелем флягу.

— В чём было дело, Хуан? — проводник никогда не звал старшину носильщиков его индейским именем. — Я никогда такого не видел. Чтобы ты…

— Я тоже раньше такого не видел… Только слышал о таком… и почти не верил, что такое бывает, — индеец сделал длинный глоток и, резко выдохнув, отдал флягу Мигелю. — Спрячь, Седой! Сегодня я всё равно не смогу напиться…

— О чём это ты? — в словах носильщика, с точки зрения Эспады, не было смысла. — Чего это ты раньше не видел?

— Ты не понимаешь, Родриго… — проводник покосился в сторону дальнего костра, от которого до них доносились негромкий гитарный перебор и женский голос, певший на непонятном языке. — Я знаю Хуана уже больше, чем двадцать лет. Он касик и сын касика. Вождь в своём племени. Он не встал на колени даже перед епископом, хотя охрана грозила ему винтовками… Почему, Хуан?

— Ха! Кто такой епископ? Толстый маленький человек… простой старик в дорогой сутане… — лицо индейца было неподвижно, хотя глаза лихорадочно блестели в свете костра. — Он говорит с богом? Ну и что? Он же не бог! Касик никогда не встает на колени перед человеком…