Филипп Станиславский - Шёл четвёртый день войны

Рапорт (с ударением на "о") о переводе во второй отряда лейтенант Удовиченко подал еще до начала войны, но возможность выпала только сейчас, с первой боевой потерей. И вот теперь он с нетерпением ждал возвращения второго отряда, чтобы напомнить его командиру о желании стать строевым летчиком.

Поскольку штабная звено была неполной - одну пару отправили вместе со вторым отрядом прикрывать разведчиков - прикрывать посадку самолетов подняли звено первого отряда, и чередование пара прекратилось. Поэтому сейчас Удовиченко топтался возле своего "грифона" на старте, ожидая посадки капитана Тарана ...

"Грифоны" планировали с задросельованимы турбинами, касались колесами полосы. Вздымали облака пыли и опускали острые носы, утверждая все три стойки на плитах взлетно-посадочной полосы. Первым садился самолет с цифрой "25" на остром киле. Ведомый лейтенанта Ляховского. А вот его самолета нет.

Сбили или сел где-то на вынужденную? "Сбили Ляховского, - сообщил, подойдя, техник Удовиченко, - и еще двух подловили в Тарана, пустельги и Кутасова. Капитан злой как черт, он, гляди, как сажает ... "

Последним приземлился самолет командира отряда. Его машина затормозила в нескольких метрах от стоянки очередной пары. Капитан оставил кабину, не дожидаясь, пока техник принесет трап.

- Ну что, лейтенант, не передумал переходить ко мне? Взгляд у капитана вопросительный, он будто ощупывал глазами. Глянул на напарника Удовиченко. - Лейтенант, я твой "ероплан" возьму, а ты доложи в штаб группы - я с лейтенантом Удовиченко на облет района погнал. Так и доложи ...

Времени на подготовку полета ушло минуты три, и все еще не верилось Сергею, что вот сейчас поднимется он в воздух, причем ведомым капитана Тарана, будет его прикрывать. Сердце стучало радостно. Привычное ощущение слияния с боевой машиной прямо-таки взывало к немедленному действию. Сдерживая "грифон" на тормозах, лейтенант начал докладывать ведущему по радио о готовности подробно, как положено ...

- Не болтай! - Прервал доклад Удовиченко капитан. - Делай, как я, молча ...

Тишину полевого аэродрома прервал спаренный гул авиационных турбин. И навстречу Сергею стремительно понеслась полоса, сверкая в косом солнечном луче металлическими бликами плит. Капитан вел его на юг, в сторону Черного моря. Он молчал и даже не смотрел в сторону лейтенанта, словно парит один. И так же, будто и вправду один, он резко развернул самолет в сторону берега и, форсируя двигатель, наращивая скорость ушел в горы, оставляя сбоку курортные города Кавказского побережья. Проскочили позвоночник и Таран пошел на снижение, лишь позволили густо заросшие лесом горы его северо-восточного склона.

Когда под плоскостями промелькнули последние лысые, аккуратно закругленные пригорбкы предгорья и впереди розчахнувся на всю необозримую ширь кубанский степь, лейтенант начал догадываться, куда они мчатся.

Таран знает откуда поднялись "ЛаГГ", которые сбили Ляховского. Вот почему торопился с вылетом. Он все рассчитал до секунды. Когда вывел отряд из боя, сколько времени понадобится "ЛаГГ", чтобы добраться до этого полевого аэродрома, сколько времени понадобится ему, капитану Тарана, чтобы вернуться домой, взять заправленный самолет с полным боекомплектом и успеть прийти на советский аэродром, пока самолеты "красных" будут заправляться. Именно поэтому и взял капитан самолета, которые стояли на дежурстве - они уже были готовы к бою. Ибо он, лейтенант Удовиченко, отказался лететь, капитан отправился бы отомстить "красным" с другим пилотом. Долго ждать он не мог. Все было у него продумано до мелочей ...

Поэтому он и сказал напарнику Удовиченко: "Доложишь, что мы пошли на облет района ..." Он знал, что командир группы не даст разрешение на штурмовку двумя истребителями вражеского аэродрома, особенно его ценит Климов, чтобы подвергать опасности в деле, которым должны заниматься бронированные штурмовики. Морской авиагруппы хватит работы. Но Тарана пик боль за Ляховского, которого сбили в тылу противника, а, следовательно, вероятно погиб. Поэтому он и переступил через запрет, и эта боль давала уверенность в успехе задуманного.

"Он действительно бешеный", - вспомнилась характеристика капитана, которое дали ему подчиненные. Так, бешеный, но в лучшем смысле этого слова. И его летчики гордились этим, шли за ним везде ...

Солнце светило теперь в затылок. Низкое, багровое солнце. Так же багрово отсвечивали столбы пыли, полосами стояли над вражеским аэродромом. Мирная вечерняя картина, но сейчас она вызывала у лейтенанта такую злорадство, которого не испытывал никогда. Да, это тот же аэродром. "И там нас не ждут, там не допускают даже мысли о том, что серо-серебристые" грифоны "морской отойдут так далеко от моря, решатся штурмовать сухопутный аэродром в степи ..." Теперь Удовиченко стало понятно и почему капитан прекратил его доклад резким: "Не болтай!", чтобы не разоблачить себя радиоперемовамы заблаговременно.

Низкое солнце светило в спину и тени "грифонов", которые шли на большой скорости, скользили впереди, удлинялись, убегали, то приближались, обтекая курганы, хутора и буераки. Место в строю справа капитана позволяло Удовиченко видеть только голову Тарана, его круглый белый шлем со щитком светофильтра. Лейтенант добавил обороты и вышел вперед, рядом с капитаном. Увидев ведомого боковым зрением, Таран вдруг улыбнулся. Совершенно неожиданно улыбнулся и, кажется, подмигнул ободряюще.

И лейтенант увидел, что лицо у него не сухое и жесткое, а хорошо. И он также улыбнулся в ответ своему командиру.

По курсу уже различались "ЛаГГ-3" с зализанными фюзеляжами, с закругленными плоскостями крыльев. Возле них толпились автозаправщики и технические машины, возились люди. Но все еще не замечали самолеты, которые уже легли на боевой курс. Их прятали в своих ослепительных лучах заходящего солнца. Они могли только слышать - гул пары самолетов. И они его услышали, но слишком поздно ...

Одним движением головы капитан приказал ведомом занять исходную позицию, его самолет скользнул чуть в сторону и вышел на одну прямую со взлетной полосой, где как раз готовилась взлететь тройка "ЛаГГ". На долю Удовиченко приходилось сложнее - удар по стоянкам самолетов противника, это было понятно и без команд.

Лейтенант ждал появления в прицеле крайней самолета, готовясь открыть со всех четырех стволов огонь по скоплению вражеской техники.

- Бей, лейтенант, бей смело! - Капитан нажал на гашетку раньше и уже не таясь включил рацию. - Выходи вперед и скважин, прикрою ...

В глазах мелькали и Удовиченко не видел, куда попадают его снаряды. Слишком велика была угловая скорость у земли. Когда он оглянулся, то мог бы увидеть, как вспыхивали и горели автомашины, самолеты, как в клубах дыма металась аэродромная обслуга. Мог бы, но для этого нужно было оглянуться, а он очень боялся потерять из виду своего командира и потому не решился взглянуть назад даже мельком. И ему показалось, что своей стрельбой не нанес врагу никакого вреда. Вот Таран - да, он не промахнулся. На старте горели три самолета. Прервав взлет, они широко разбросали свои тела, разобщенные на части по всему полю аэродрома, горят ясным пламенем. А он? Что он ...