Филипп Станиславский - Шёл четвёртый день войны

"Ничего-ничего, - беззвучно бормотал про себя Амет-Хан - долечу, я долечу ... только бы не загореться ... "Страха не было. Но турбина взревела надсадно и сразу же обороты упали. Резким движением Амет-Хан перекрыл подачу топлива к двигателю, который отказал, и все усилия сосредоточил на выводе самолета в нормальный полет. За несколько секунд вспотел, будто на нем плуга таскали, но выровнял самолет.

Сквозь шлемофон Амет слышал стих двигатель. Осталась только тишина, только свист воздушного потока за стеклом кабины. Но это за стеклом фонаря, а здесь, в кабине, в этой маленькой капсуле, надежно изолированной от внешней среды, здесь тихо и свой микроклимат: давление, температура, все поддерживается в надлежащем норме. Пока поддерживается ...

За короткое время он успел забраться достаточно высоко и теперь летел ... Куда он летит? Нужно возвращать домой. Несмотря мнения, руки и ноги, которые лежали на рычагах и педалях управления, делали все самостоятельно - десятки часов в реальных полетах и сотни, проведенных в кабине тренажера не прошли зря. И хотя Амет-Хан работал рулями инстинктивно, его действия были именно такими, какие нужны были для управляемого планирования самолета. Стрелка высотомера неумолимо бежит влево, авиагоризонт отмечает шаткое положение машины.

- "Двадцать третий", - услышал он в наушниках шлемофон спокойный голос Ляховского, - как там у тебя? - Быстрый взгляд по сторонам - ведомый пристроился сзади, пара Ляховского вверху.

- Плохо. Двигателю - хана, управлять не могу, хорошо, хоть пожара нет.

- До берега километров пятнадцать. Дотянешь?

- Нет, не дойду. - Самолет клюнул носом и Амет стоило немалых усилий выровнять поврежденную машину. - Наверное, буду катапультироваться.

- "Двадцать третий", старайся тянуть на север. Попробуй посадить машину на воду. "Утята [40] вблизи барражируют, они подберут ...

- Понял. - Амет-Хан удивился собственному спокойствию. - Буду пробовать сесть на воду.

"Грифон" наклонно шел вниз, и Амет-Хан мог только продлить путь к воде, то немного разгоняя самолет, то поджимая его вверх.

Лейтенант попытался запустить двигатель, но ничего из этого не вышло. В голове неслись, как испуганный табун лошадей, мысли: "Весенние? Но куда меня может отнести ветром? Купол парашюта достаточно заметен в воздухе, а попасть в прицел каком "краснопузику" совсем не хочется. Значит, придется сажать самолет на воду. К воде ... сколько к воде? "

К воде оставалось пару десятков метров. Проносятся внизу мелкие волны. Взгляд вперед - нет ли там чего-то, будто никого, преград нет. Винт сзади не вращается, он зафлюгенований, не так сильно будет тормозить самолет, когда придется приводнятися. Высота уменьшается невероятно быстро, пилот поддергивают машину, как лошадь перед преодолением барьера. Винт цепляет воду и резкий клевок вниз.

Толчок! Каскады воды заливают фонарь, летчика бросает вперед, но привязные ремни сдерживают его от удара о приборную доску и прицел. И вот машина останавливаются. Тишина ...

"Грифон" на удивление хорошо держится на воде. Впрочем, это гарантируется производителем, машина имеет не меньше, чем пятиминутный запас времени, чтобы летчик успел выбраться из кабины. Однако, медлить не надо!

Амет-Хан открывает фонарь и с минуту колеблется. По инструкции, он должен в таких обстоятельствах задействовать систему самоуничтожения радиоэлектронной начинки самолета. Но летчику жаль терять почти целую машину, ее еще можно поднять - глубины здесь, а Азовском море, мизерные - и отремонтировать. А что, если "красные" окажутся проворнее наших? И лейтенант решительно ударяет кулаком по защитному стеклу и выдергивает чеку системы самоуничтожения. Резкое шипение и из-за спины в кабину наползает вонючий дым.

Амет-Хан становится на сиденье, выбрасывает за борт оранжевый пакет. Негромкий хлопок и за пару секунд рядом плавает легкий челнок. Лейтенант осторожно, чтобы не перевернуться, переступает в него, захватив сумку с НАЗом. Отталкивается от самолета, загребая похожими на теннисные ракетки веслами.

"Грифон" еще минуту держится на воде, а потом, задрав вверх острый носовой обтекатель, хвостом вперед, исчезает под водой. Короткий, мгновенный водоворот, и вот уже только широкие радужные пятна авиационного керосина обозначают место, где только исчезла под водой крылатая машина.

В том, что его будут искать и обязательно найдут, летчик не сомневался. Через час, максимум две, его подберут. Командир примет все меры, чтобы извлечь его еще до наступления темноты.

Так рассуждая, он не считал, что попал в переплет. Сидел в лодочке совершенно спокойно, опираясь на его оранжевые стороны, даже радовался: "Жив, черт возьми, живой! Живой и целый!

А что? Упрекать себя ничего, все было сделано правильно. Пока позволяли высота и оставалась надежда спасти машину, он боролся. В бою тоже не пас задних и не пострадал: руки-ноги целы ... Настроение было приподнятым. Осознавая, что действовал разумно и четко, он еще чувствовал легкое возбуждение после боя ...

Высоко над ним, курсом на юго-восток прошли две девятки бомбардировщиков под прикрытием двух эскадрилий истребителей. "Пикировщики ..." - определил Амет-Хан. Идут добивать остатки отряда кораблей "красных". Он попытался встать в челноке, но тот угрожающе зашатался, чуть не перевернувшись, и лейтенант поспешно сел, вернее, наполовину лег в тесном оранжевое ложе.

Челнок был тесноват, пришлось поджимать ноги. А море, казалось, стало не на шутку расходиться - толчок, еще один, будто нашло себе веселую забаву: швырять его челнок. Волны начали перехлюпуваты через борт и одежду, мигом промок, неприятно холодил тело. Амет-Хан недовольно передернул плечами.

Море ... Вблизи оно совсем не такое, каким видишь его с высоты полета, пролетая над волнами в ясный солнечный день. Даже на пароходе ... да что там на пароходе - на шлюпке с веслами приятно совершать прогулку по морю, когда на нем штиль. Но сейчас, когда сидишь, почти касаясь воды руками, в каком смешном резиновом пузыри, море - даже вот Меотийского болото - совсем не хорошо и ласковое.

Где с запада послышался гул авиационных двигателей и над летчиком прошел двухмоторный самолет. Ладьевидный корпус, поплавки на концах плоскостей и блистеры за центропланом - характерный облик "летающей лодки". Десятки таких выпускает Севастопольский авиазавод и увидеть их можно где на Черном и Средиземном море или здесь, на Азовском.

На фюзеляже характерна эмблема: смешная утка с выводком утят - поисково-спасательная служба Военно-Морских Сил Украины, "веселые утята [41]" на жаргоне морских летчиков.

В грузовом отсеке он оказался не один такой спасен. На дюралевой полу скоцюбилися у борта двое советских летчиков, мокрые и несчастные. Их "веселые утята" также извлекли из воды - пилоты всегда в цене, тем более, будущий Российской армии летчики будут крайне нужны, поэтому команды ПРС получили строгий приказ спасать и "сталинских соколов", по возможности, целыми и невредимыми.