Александр Холин - Беглец из Кандагара

— Да уж, беглец, проходимец и глупец, — обругал себя Вадим. — Опять начинаем шкуру неубитого медведя делить и выдаём желаемое за действительное? Давно пора было в Москву возвращаться.

Если честно, беглец за время скитаний по Ближнему и Дальнему Востоку очень соскучился по родному городу, по всем московским делам и заботам. Ведь Москва всегда оставалась не только центром России, но и важнейшим камнем на перепутье для Запада. Он снова полез в чемодан и достал оттуда ежедневник в дорогом кожаном переплёте. Наугад раскрыл его и обрадованно кивнул. Блокнот раскрылся в самом нужном месте, где у Вадима был записан очередной стишок про смутное время и неразбуженную Русь:

— Да, именно так, — кивнул Вадим.

За годы скитаний он довольно-таки одичал, а думы, приходившие в одиночестве, вызывали грустные воспоминания о родном городе, о России, о творящемся всюду беспределе. Иногда ему казалось, что столицу называют Третьим Римом только потому, что именно там находится средоточие финансовых и исполнительных сил государства. Но будто во сне приходил образ осенних Сокольников, вечно многолюдного и шебутного Дорогомилова, а также заветные аллеи Измайловского вернисажа, где среди столичных художников можно было встретить занимательных людей. Вероятно, поэтому беглец стал часто писать про что-то очень знакомое, только недосягаемое. А сейчас это, недосягаемое, в течение двадцати лет, с каждым стуком вагонных колёс становилось ближе.

И всё же Вадим возвращался домой не потому, что соскучился по родному городу, а из-за поглотившей его на десятилетия погони за «дичью». Так называемая вендетта со временем превратилось у него в идею фикс. Но беглец никогда не задумывался, что если бы прямо сейчас удалось подстрелить подлеца Деева, то не пропал бы интерес к жизни у самого охотника? Исчезает цель — исчезает стремление что-то выдумывать, соображать, выстраивать планы, даже просто жить.

Эти мысли уже не раз подкатывали к сознанию Кудрявцева, но он пытался отмахиваться от ненужных, нелепых и постыдных мыслей о прощении. Прощать подонков — это дело слабых и не верящих в Бога святош. Во всяком случае, Вадим до сих пор считал, что никому ничего прощать не надо, а надо наказывать, чтобы не плодилась подлость. Именно так исполняется настоящее Божье наказание. Только не учёл беглец одну простую вещь: если месть, или так называемая вендетта, превращается у человека в цель жизни, то и жизнь неизбежно заканчивается по достижении цели. Да и жизнь ли это, если не сумел ничего оставить после себя, не удосужился подарить кому-то хоть секунду радости? Иной раз такая секунда, подаренная другому, становится оценкой всего прожитого пути. Но беглец из Кандагара ещё далёк был от такого понимания. Он ехал в столицу, упрямо преследуя ускользавшую дичь.

А ждала ли его Москва? Вот уже пригороды Третьего Рима мелькали за окнами вагона, а Вадим так и не решил, что ему делать после прибытия и где останавливаться. Деньги после ограбления банка в Андижане давно кончились, но Вадим сумел провернуть несколько операций по продаже оружия. Так что финансовых трудностей на ближайшее время не ожидалось. Бывшая квартира Кудрявцевых, вероятно, давно уже оприходована государственными работниками жилищных ресурсов, потому что некооперативное жильё при нынешних порядках давно превратили в рыночную стоимость. Так что… «А что, — задумался Кудрявцев, — может быть, есть смысл наведаться в гости к Анфисе?»

Мысль, конечно, была сумасшедшей. Но таков уж менталитет русского человека, который всегда делает то, что никакому цивильному немцу или англичанину не под силу. Сказано — сделано!

Привокзальная площадь встретила Вадима шумом и толчеёй, как на большом рынке. А вместо киевского майдана всё пространство между Киевским вокзалом, ночным гастрономом и домом художников, где жила Анфиса, занимал огромный торговый комплекс под завораживающим названием «Европейский».

— Ни хрена себе! — не удержался от восклицания Вадим. — Пока я шлялся по Дальним и Ближним Востокам, здесь отгрохали такую гламурную «баньку», что толпе желающих там попариться удивляться не приходится. Этак и центр Москвы переместится скоро с Красной площади в Дорогомилово.

Насчёт центра столицы Вадим немножко перехватил: как же уважаемые россияне променяют склеп любимого идола, который даже в помертвевшей Москве живее всех живых, на какой-то там Торговый дом, хотя однозначных огромных построек по всей России больше не отыщешь. Это уж точно! И беглец из Кандагара, чувствуя себя вернувшимся в альма-матер блудным сыном, решил поддаться психозу толпы.

Что и говорить, торговых фирм под крышей «Европейского» собралось довольно много. В разных концах великолепно отстроенного здания можно было отыскать всё, чего душа пожелает, или на что денег хватит. Третий этаж зазывал аппетитными запахами кафешек и ресторанчиков, умеющих приготовить блюдо любой кухни любой страны. Правда, неизвестно, как это получалось у местных поваров и получалось ли, но народ с удовольствием разбавлял обедом занудное путешествие по торговым этажам. А если кто желал отдохнуть после обеда — на четвёртом этаже размещался великолепный киноцентр с несколькими просмотровыми залами.

Всё подвальное помещение, то есть нулевой этаж, занимал супермаркет «Перекрёсток», где продукты капиталистической Европы и забугорной Америки заманивали покупателей красивыми и многообещающими наклейками. Казалось, все страны планеты собрались спасать умирающую от голода Россию, потому что продуктов бывшей советской глубинки в гламурном гастрономе почти не было. Будто бы в России нет больше ни картошки, ни яблок, ни рыбы, ни кур собственного производства, потому что все витрины ломились от завезённых продуктов американского питания. Были даже знаменитые «ножки Буша» искусственно выращенных куриц. Русские птицы, наверное, уже давно скончались от сальмонеллёза или от тоски по сгинувшей русской деревне. Но этот центр, вероятно, не просто так назывался «Европейский», дескать, Европа существует только за границей и кушайте, уважаемые россияне, то, от чего весь мир с ума сходит.