Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро…

– Вот и отлично. Ты теперь не солдат-отставник Савва, а губернский представитель РТК, господин Савватей… всё время путаюсь с твоим отчеством…

Денщик, находясь в изрядном удивлении, всё же привычно напомнил имя своего отца.

– Елпифидорович… а это чего такое – ну, чего я там буду представлять-то?

– Российская торговая компания. Принадлежит мне, как ты сам понимаешь.

– И это чего я должен буду… представлять? Александр Яковлевич, ну какой из меня… этот… а?

– Какой надо! Как прибудешь на свою малую родину, первым делом озаботься нормальным жильём: что бы не было стыдно… да вот хоть меня в гости позвать. Потом… а у тебя родни-то много?

– Да… почитай, полсела будет…

– Это хорошо… так вот, как построишь дом, налаживай знакомства да присматривайся: где у тебя там можно маленький консервный заводик поставить, коптильню, маслобойню… Вообще, меня интересует именно производство масла и сыров – поэтому постарайся узнать на этот счёт как можно больше. Кто, как, где… Понятно?

– Понятно… только ведь забуду, покуда доеду.

– Не беспокойся, я тебе всё по порядку расписал. Теперь держи вот этот конверт – тут немного, но на первое время хватит: дом построить, живность завести и всё такое прочее… И запомни: ты теперь не денщик, а мой представитель – поверь, должность немалая. Попытается кто обидеть – не раздумывая, бежишь на телеграф и отбиваешь "молнию" на моё имя в Сестрорецк. Предложили что интересное – делаешь то же самое. За службу твою полагается жалование и небольшой процент с проданного товара… это уже на месте решим… Ну что, вроде всё на первый раз? Через полгода жди в гости.

– Это… Александр Яковлевич… у моей егозы завтра именины, очень просим вас?

– Да, я помню что обещал… сколько уже Ульянке? Восьмой пойдёт?

– Так точно, восьмой. Скоро совсем невестой станет!

Глядя на Савватея, увлечённо рассказывающего – про свою хоть и приёмную, но такую родную дочку, Александр неожиданно позавидовал ему: такое неподдельное счастье плескалось у того в глазах, тихое семейное счастье… На следующий день, придя на маленький детский праздник, он едва не рассмеялся: так непохожа на себя была именинница, так потешно копировала все ухватки своей мамы – только для того, что бы уверить всех, что она уже взрослая. Немножко посидев для приличия, гость совсем было засобирался (а чего, подарок принёс, значит – свободен), когда ему на глаза попалась смутно знакомая девочка. Причём знакомая – давно…

– Уля!

– Да, дядя Саша?

– А это кто такая? Вон, с синими ленточками. Вроде знаю, а вспомнить не могу…

– А, это! Олька Сугова. Я побегу, да?

Возвращаясь в своё жилище, князь мучительно пытался вспомнить – кого же ему напоминает мелкая ещё девчонка, кого-то важного… но так и не вспомнил. От огорчения или от чего ещё, долго не удавалось уснуть, а когда наконец пришёл сон…

Темнота. Не простая – чернильная, осязаемая и такая живая… и свет. Ослепляющий, режуще-белоснежный и тоже – живой. И ничего кроме них. Не успев толком удивиться, он увидел… Яника. Того самого мальчишку из маленькой деревеньки под Варшавой. Он стоял на границе света и темноты и смотрел прямо на Алескандра – спокойно, с той самой улыбкой, что запомнилась ему намертво, только теперь эта улыбка была не смертной а… доброжелательной. Слов и звуков небыло, но это не мешало им понимать друг друга:

– Пойдём?

– Ты же умер…

– Да… пойдём? Тут хорошо…

– Нннее…

Когда он пришёл в себя, то схватился за грудь – казалось сердце стремилось вырваться прочь, бухая так, что каждый удар мог стать последним… сильно болели глаза, холодная испарина была по всему телу… До самого утра он так и не смог заснуть вновь – не боялся а просто, сон не шёл. Лежал и вспоминал… и вспомнил. Маленькая, тоненькая девочка по имени Оля как две капли воды была похожа на единственную детскую фотографию его бабки по отцовской линии, ТОЙ бабки. Тоже Ольги, только Виноградовой. Правда, год рождения бабушки ещё не настал…

"Сколько ей было, когда Первая Мировая началась? Ага, точно – три года… Мать умерла от тифа, отец – краском, боролся за счастье трудового народа, да и сгинул… от пули в спину, кажется. А ей пришлось в восемь лет идти христарадничать, для себя и для маленького брата Пети… а потом и батрачить. Голодное детство и юность, а потом – опять война… Почему же я её вспомнил… И сон… господи, какой реальный сон…"

Встав и налив себе полный бокал любимого вишнёвого ликёра, князь уселся на подоконник раскрытого нараспашку окна и задумался над другим вопросом. Что он хочет? Когда-то, четыре года назад он ставил перед собой цели и стоил планы: теперь же… богат, причём – легально богат, скоро станет свободен, независим… насколько это возможно, самостоятелен в решениях… кое-какая известность… а что дальше? Куда идти, к чему двигаться… Что он ХОЧЕТ? Денег и сейчас уже достаточно, а через год станет как минимум вдвое больше… Почему же так… сложно на душе.

"И почему мне так плохо, когда я вспоминаю мертвого мальчишку… а сколько таких ещё – по просторам моей необъятной родины? Умерших от голода, болезней, безотцовщины и тяжёлого труда. Может это и есть цель, достойная стать СМЫСЛОМ жизни? Что бы дети в Империи не умирали от голода… Что бы небыло причиной тому голоду – война ли, неурожай, болезни…"

– Александр Яковлевич, дозвольте обратиться?

– Конечно, Трифон Андреевич.

– Это… кхм. Савватей с денщиков ушёл… а как господину офицеру без денщика? Непорядок, стал-быть. Я и узнать – может, кого конкретно желаете?

– Да нет, Трифон Андреич, по своему усмотрению…

– Ну… желающих то много, даже этот… и то, прям таки рвётся.

– Кто – этот?

– Бибиков, будь он неладен…

– А, зашевелился. Хм, вот его и поверстайте в мои денщики.

– ?!? Слушаюсь…

"Посмотрим, что ему поручили узнать… или это наш взводный дятел решил инициативу проявить? Опять же, какое-никакое а развлечение…"

Через неделю после разговора с подполковником Росляковым, последний опять порадовал своим визитом Олькушский погранотряд. Отставку штабс-ротмистра князя Агренева приняли, и обещали всё устроить как можно быстрее – но не раньше конца лета. То есть – как только в распоряжении штаба бригады окажется очередной выпускник одного из военных училищ Российской империи. Узнав конкретные сроки, (а князь из беседы с подполковником тайны не делал), тяжело вздохнули сразу три человека: сам Александр, втайне рассчитывающий на более короткое ожидание. Хотя… если вспомнить, сколько некогда пришлось томиться корнету Зубалову, то ему действительно пошли, даже можно сказать – побежали навстречу, ротмистр Розуваев – явно надеявшийся на то же самое, и корнет Дымков, который был огорчён столь скорым расставанием с напарником по тренировкам и где-то даже – наставником, в нелёгком искусстве выживания на "мирной" границе. Зато у старшего унтера второго взвода таких задержек не намечалось, его увольнение в запас было назначено на середину июля (и практически на это же число – отвальная для всех приятелей-сослуживцев). Служба текла легко и ровно, тем более что контрабандисты, проведав что князь Агренев вернулся на службу, как-то резко притихли – чего не скажешь о соседних заставах, там всё было как обычно. Пользуясь нежданно подвернувшейся возможностью немного сачкануть, Александр наконец-то добрался, до давно уже доставленного заказа на "пиротехнику": две дюжины коротких пироксилиновых шашек, используемых на горных работах и сапёрами, почти пять кило магниевого порошка и столько же марганцовки, небольшая бухточка бикфордова шнура и жестяная банка с бездымным порохом. Надрубленные гвозди и железная проволока нашлись на самой заставе (только гвозди пришлось довести до кондиции топором, хе-хе) так что изготовление аналога наступательной и оборонительной гранаты проблем не составило: единственно, что взрыв получался излишне сильным. А вот быстротой применения он остался недоволен: сначала чиркнуть кресалом зажигалки, от неё – огнепроводный шнур, потом быстро кинуть – секунд десять, как минимум. Это в спокойной обстановке. А когда рваный ритм боя? И делать шнур длинным тоже нельзя – "контрабасы" не лыком шиты, и вполне могут переправить подарок обратно, или разбежаться в стороны. Отсутствие нормального взрывателя делало невозможным устройство "растяжки" и самое плохое: пироксилин сам по себе не любил… Нет, не так. Наоборот, он очень любил влагу, и при любой возможности впитывал её в себя. А впитав – наплевательски относился ко всем потугам его взорвать. Так что желание снабдить своих дозорных гранатами – так и осталось желанием. Разве что, какой хуторянин опять заупрямится и не захочет общаться? Зато световые гранаты получились на славу – после первого же испытания Александр с унтером минут пять досадливо морщились, прогоняя "зайчиков" в глазах.