Василий Сахаров - Казачий край

- Я возницу знаю, это Мыкола, хороший парень с Еремизино-Борисовского хутора, - говорит Мишка и сдергивает с плеча свой дробовик, который здесь и сейчас против карабинов бесполезен.

- Раз так, то вступимся за него, - отвечаю я, спешиваюсь, и готовлю к бою хорошо пристрелянную винтовку. - Ты пока за курган отойди, а то с твоим ружьем здесь делать нечего.

- Да я... - пытается возражать Мишка, но я его одергиваю, и он, вынужденный подчиниться, спускается за курган.

Теперь, когда парень в безопасности, можно и повоевать. Всадники меня уже заметили, двое отделяются от погони и мчатся ко мне. Расстояние небольшое, всего метров семьдесят, и хотя противников двое, положение у меня лучше. Я прячусь за лошадью и твердо стою на земле, а они внизу и в скачке. Делаю первый выстрел, и передовой противник валится в снег. Целюсь во второго, но тот, резко поворачивает своего буланого жеребчика и, нахлестывая его нагайкой, мчится в сторону от меня. Мог бы и его свалить, но лишний грех на душу брать не стал. Тогда я еще не до конца понимал, что каждый враг, которого ты пожалел, это еще один ствол, который будет смотреть в твою грудь в будущем.

Третий казак с красной полосой на папахе, увидел такое дело, сначала остановился, а затем последовал за своим товарищем, развернул коня и помчался назад по своим следам. Меня это устраивало полностью. Поручив Мишке обыскать убитого мной всадника и поймать его лошадь, я вспрыгнул в седло, и направился к саням, которые уносились к нашей станице. Вскоре мне удалось их догнать.

Возница, плотного телосложения парень с округлым простодушным лицом, наконец-то сообразивший, что погони за ним более нет, остановился и теперь, выскочив на снег, обтирал своего почти загнанного каурку. Увидев меня, он улыбнулся всем своим распаренным красным лицом, и громко сказал:

- Благодарю, господин подъесаул.

- А ты меня разве знаешь? - удивился я.

- Видел вас в станице.

Я посмотрел в сани, и там обнаружил второго человека. На соломе, обессилев и потеряв сознание, зажав в руке "наган", лежал бледный мужчина лет тридцати, одет просто и без изыска, но по виду, не иначе как из дворян. Брюнет, красивое лицо с правильными чертами лица, а во всем облике, несмотря на бессознательное состояние, была некая холеность. Не часто таких людей в наших краях встретишь, им более пристало в Санкт-Петербурге, ныне Петрограде, по паркетам дворцовым ходить, а потому, запоминаются подобные типажи быстро.

- Кто это? - кивнув на человека, спросил я Мыколу. - И почему за вами погоня была?

- Вчера к нам постучался, сказал, что офицер с Дона, ездил с товарищами в Екатеринодар, а на обратном пути, их в хуторе Романовском красногвардейцы переняли. Друзей его насмерть прикладами забили, а он смог вырваться, и сутки в нашу сторону по степи мчал. Вроде бы не врал, и коня его, мертвого, за околицей нашли. Еще он сказал, что за ним могут придти, и попросил его не выдавать. Батя подумал и решил, что у нас неспокойно, а потому велел с утра его к вам в Терновскую отвезти. Только Кривушу переехали, а тут и погоня появилась. Если бы не вы, то постреляли нас.

Да, тут не поспоришь, убили бы парня и его пассажира, да и всех делов. Однако разговоры разговаривать некогда и надо к станице уходить, а то мало ли, вдруг эти трое не одни и есть еще преследователи. К нам подскакал Мишка, в поводу у него трофейный конь, а на нем тело убитого и притороченный к седлу карабин. Мы направились в Терновскую, и вскоре были у нас дома. Брат со своим знакомцем Мыколой поехали на подворье к Авдею, а мы с отцом присели возле пришедшего в сознание офицера, которого уложили на широкую лавку возле печи.

- Где я? - выдохнул раненый полушепотом.

- В безопасности, - ему ответил отец. - Вас догнать пытались, но Бог не допустил вашей гибели.

- Помню. Гнались. Стреляли, а потом я сознание потерял.

- Кто вы?

- Штабс-капитан Артемьев, по поручению генералов Алексеева и Каледина, в сопровождении трех казаков, ездил в Екатеринодар к атаману Филимонову и членам Кубанской Рады. Везу в Новочеркасск важное письмо. Оно в сапоге спрятано было.

Сказав все это, Артемьев вновь впал в забытье, а мы отошли в сторону, присели за стол, и батя окликнул мать:

- Мария, где документы из сапога, что на раненом был?

- Здесь, - перед нами на стол опустился запятнанный кровью продолговатый холщовый пакет.

- Надо же, - удивился батя, - как он его только в сапог впихал.

- Что делать будем? - мать кивнула на Артемьева. - Фельдшера звать или самим его выхаживать?

- А что с ним?

- Бедро навылет, и крови много потерял.

- Зови фельдшера, он человек свой, и лишнего болтать не будет.

Мать, накинув на себя платок и тулупчик, выскочила на улицу, а ей на смену, в горницу ввалился дядька Авдей. Он подошел к лавке, посмотрел на Артемьева, хмыкнул, присел рядом с нами, и кивнул на пакет:

- Что это?

- Документ, кажись секретный. На всех станциях телеграф под контролем большевиков, и правительства теперь только так общаются.

- Посмотрим?

- А давай.

Вспороли холстину, под ней еще одна, а под ней письмо. Честно говоря, думал, что в этом документе что-то действительно важное и судьбоносное, ведь за него уже четыре человека погибли, а один в тяжелом состоянии. Однако я ошибался, в бумаге были только жалобы нашего правительства на тяжелое положение в крае и ссылка на то, что именно сейчас, Кубань не может помочь Дону, на который наступают большевики. В общем-то, это чистейшая правда, но ничего секретного в этом документе не было. Подписались под этим письмом трое, Председатель Рады Рябовол Н.С. атаман ККВ Филимонов А.П. и Глава Правительства Кубанской Рады Быч Л.Л.

- Как поступим? - дядька посмотрел сначала отца, а затем на меня.

- Письмо все равно, необходимо отвезти, - сказал я, - его ждут и, может быть, на что-то надеются.

- А с офицером, что делать будем?

Ответил батя:

- Пусть у нас остается. Сюда красногвардейцы не сунутся, мы пока еще посильней, чем они будем.

- Так и поступим, - согласился Авдей, - офицер останется у вас, а письмо повезут мой старший Яков и твой Костя.

Старики решили, а значит, пора мне в путь-дорогу собираться, и я не медлил. По арматному списку, в поход, каждый казак обязан взять: три пары белья, двое шаровар, одну пару сапог, ноговицы с чувяками, бешмет ватный, бешмет стеганый, две черкески, две папахи, башлык, бурку и однобортную овчинную шубу. Все это добро упаковать в тороки и кавказские ковровые сумки, а после этого погрузить поклажу на своего коня. Но и это не все, поскольку согласно все того же арматного списка, есть еще полный комплект подков на все четыре конские ноги, сетка для сена и прикол для одиночной привязки лошади. Это имущество, а есть еще продовольствие, шашка, винтовка, патронташ и двести пятьдесят патронов. Впрочем, список списком, конечно, однако еду я не в дальние края, а на Дон, и потому, половину одежды оставил дома, прикол и подковы так же, а вот патронов и харчей набрал побольше.