Владимир Потёмкин - История димломатии, том 1

В основном дипломатия остается пока прерогативой абсо­лютных монархий. Лишь в Англии, в особенности после бур­жуазной революции, парламент приобретает все большее влия­ние на внешнюю политику. Однако настоящий переворот в этой области произошел лишь во Франции конца XVIII века. Буржуазной революцией 1789 г. провозглашен был новый принцип верховенства нации во всех вопросах внутренней и внешней политики. Само собой разумеется, что с нацией ото­ждествляла себя победившая буржуазия.

Новое время в истории дипломатии было подготовлено теми успехами капиталистического развития, которые стали заметными в Европе еще со времени великих открытий. Одновременно с этими успехами шла политическая консо­лидация стран, которые превращались мало-помалу в сплочен­ные и централизованные феодально-абсолютистские монархии. Эти монархии продолжали существовать на континенте Европы еще долгое время после буржуазной революции в Нидер­ландах и Англии. Вследствие прекращения феодальных войн между мелкими сеньорами, подчиненными теперь сильной коро­левской власти, создается сравнительно устойчивый внутренний порядок. Он благоприятствует дальнейшему экономическому и, в частности, капиталистическому развитию. Оставаясь по свое­му классовому существу дворянской, абсолютная монархия как централизованное и сильное государство, способное пред­упредить феодальный разбой прежних времен и защитить во­вне интересы своих подданных, оценивается буржуазией как оплот порядка и залог благоденствия.

С конца XV века Европа вступает в новый период между­народных отношений. К этому времени окончательно склады­ваются большие государства: Испания, Португалия, Франция, Польша, Австрия (наследственные земли дома Габсбургов), наметившиеся в пределах Священной Римской империи гер­манской нации. Турция, менее крупные скандинавские госу­дарства — Дания, Швеция и Норвегия — и совсем уже мел­кие западногерманские княжества, итальянские городские республики, тирании и мелкие государства дополняют поли­тическую карту Европы. На востоке Европы огромное Москов­ское государство выступает на политическую арену Европы со второй половины XVI века. С этого периода, закончив свое политическое объединение, Московское государство мало-помалу становится централизованным, а затем и абсо­лютистским государством.

Уже в XV веке необходимость государственного единства становится настолько очевидной, что «государственный интерес» начинает рассматриваться как высшее мерило в политике. Этот «государственный ин­терес» в конечном счете есть интерес господствующего класса в целом. Но он возводится на уровень «общего блага», которое должно осуществляться государством в случае надобности даже путем насилия.

Ради осуществления «общего блага» хороши все средства. Религия перестает играть заметную роль в политике. Поли­тика перестает связываться с моралью. «...Начиная с Макиа­велли, Гоббса, Спинозы, Бодена и т. д. и т. д., — говорит Маркс, — в новейшее время, не говоря уже о более ранних авторах, сила изображалась как основа права; благодаря этому теоретическое рассмотрение политики освободилось от морали...»

Раньше других и, пожалуй, наиболее последовательно эти новые взгляды на государство и политику были выражены у Макиавелли.

Макиавелли (1469 — 1527 гг.), один из замечательных поли­тических мыслителей XVI века, вскрыл подлинные основы «реалистической» политики всех и всяких монархов — госу­дарей, укрепляющих и расширяющих свою власть всеми сред­ствами, «дозволенными» и «недозволенными». С цинической откровенностью, не стесняемой никакими соображениями мо­рального порядка, он нарисовал в своем сочинении «Государь» тип монарха, которому все дозволено ради одной цели — без­граничного расширения своей власти. Но, освобождая своего государя от всяких моральных стеснений, Макиавелли мечтал использовать честолюбие и жадность итальянских властителей в интересах объединения Италии. С этой точки зрения теория дипломатического искусства подчинялась у Макиавелли прин­ципу «государственного интереса».

«Следует иметь в виду, — говорит Макиавелли в своем «Государе», — что есть два рода борьбы: один — посред­ством законов, другой — силы. Первый свойственен людям, второй — зверям, но так как первый часто оказывается не­достаточным, то приходится прибегать ко второму. Поэтому государю необходимо пользоваться приемами и зверя и чело­века. Если же государь принужден научиться приемам зверя, то он должен выбрать из числа зверей лису и льва, ибо лев не может защититься от змеи, лиса — от волков. Следовательно, надо быть лисой, чтобы распознать змей, и львом, чтобы расправляться с волками».

«Государю, — заключает Макиавелли, — необходимо об­ладать духом настолько гибким, чтобы принимать на­правление, указываемое веяниями и превратностями судьбы, и, как я отметил выше, не уклоняться от пути добра, если это возможно, но уметь вступать и на путь зла, если это необходимо».

О политическом реализме Макиавелли, выросшем из по­требностей эпохи, свидетельствует то, что его идеи разделялись крупнейшими политическими деятелями и дипломатами позд­него средневековья и нового времени.

Английский посол во Франции сэр Генри Уоттон так определял в XVI веке функцию посла: «Муж добрый, отправленный на чужбину, дабы там лгать на пользу своей стране».

Крупнейшему из дипломатов и политиков XVII века, кардиналу Ришелье, который правил Францией с 1624 по 1642 г., принципы Макиавелли не кажутся циничными. В гла­зах Ришелье они не лишены подлинного величия. «Государ­ственный интерес» (raison d’etat) господствует у Ришелье в его взглядах и в его практике. «Государство» превыше всего. «Государство» есть ценность, во имя которой все средства хо­роши, — таков смысл рассуждений Ришелье в его замечатель­ном «политическом завещании». «Быть суровым, — советует он королю, — по отношению к людям, которые хвалятся тем, что они пренебрегают законами и распоряжениями государства, это значит действовать во имя «общего блага». Христиане должны забывать об оскорблениях, наносимых им лично, но правители должны помнить проступки, которые наносят ущерб общему интересу. В самом деле, оставлять их безнака­занными значит совершать их дважды... Бич, который является символом правосудия, никогда не должен оставаться без при­менения».

Если «общее благо» и «государственный интерес» играют такую роль во внутренней политике, то еще большее значение имеют они для политики внешней. Ришелье это доказывал на каждом шагу. Будучи католиком и кардиналом римской церкви, он действовал против католической Испании и Австрии в союзе с протестантскими князьями Германии; яв­ляясь убежденным сторонником и красноречивым защитни­ком абсолютизма, он в интересах Франции поддерживал мя­тежных немецких князей против их императора. Все это оправдывалось для него «общим благом» и «государственным интересом».