Владимир Потёмкин - История димломатии, том 1

План Сюлли известен только из его мемуаров. Действитель­ность была далека от подобного рода проектов. Это показал и сам король Генрих IV своей практической политикой и еще больше — его блестящий преемник, крупнейший из дворян­ских политиков абсолютистской Франции — кардинал Ришелье. Не упуская из виду нормы естественных границ для своей страны, Генрих IV действовал во внешней политике согласно другому принципу, который получил в это время широкую практику. То был принцип «политического равновесия». Если новое государство было национальным, т.е. строилось на основе хозяйственного единства территории и связанного с ним един­ства языка и культуры, то в своих отношениях к другим госу­дарствам оно стремилось обеспечить это целое от их посяга­тельств. Практически во внешней политике это приводило к стремлению сохранить исторически сложившееся соотноше­ние сил между европейскими государствами, создать противо­вес всякой быстро увеличивающейся державе, — при захватах же, осуществленных сильнейшей державой, компенсировать слабейшие в целях восстановления все того же «равновесия». Конечно, все такие «принципы» были действительны лишь до тех пор, пока было невозможно или опасно нарушать их силой.

Генрих IV и руководствовался «принципами», пока было опасно иным способом округлять и расширять границы Фран­ции. «Я соглашаюсь с тем, — говорил он, — что страна, насе­ление которой говорит по-испански, должна оставаться во вла­дении Испании, а страна, где население говорит по-немецки, должна принадлежать Германии. Но те земли, в которых на­селение говорит по-французски, должны принадлежать мне». Практически Генрих стремился к двум целям: ослабить могущество династии Габсбургов и поддержать выгодно для Франции складывавшееся равновесие между европейскими дер­жавами. В этих видах он продолжал сохранять дружествен­ные отношения с Англией, которая помогла ему, как протестан­ту и врагу Испании, завладеть французским престолом. Однако в то же время Генрих тайно противодействовал планам англий­ских моряков и торговцев и проискам английских дипломатов в Италии и на Востоке, где, как известно, Франция прочно укрепилась со времени Франциска I. Вследствие этого послы Генриха IV в Лондоне — Тюмери, Гарле де Бомон и Ла Бордери — стояли всегда перед трудной задачей сочетать дружбу с Англией с противодействием стремлению этой же державы занять первенствующее положение. Все в тех же целях ослаб­ления Габсбургов Генрих IV способствовал заключению мира между Испанией и Голландией. Таким образом, французский король содействовал признанию Испанией независимости от­павших от нее 7 северных провинций Нидерландов. На Востоке, Турции, Генрих восстанавливал пошатнувшееся за время религиозных войн французское влияние при помощи успеш­ной дипломатической деятельности своих послов Савари де Брева и Жана де Гонто-Бирона. Льготы, полученные Франциском I в 1535 г., были полностью восстановлены в 1604 г.: все нации, желавшие торговать с Турцией, должны были посы­лать туда свои суда под французским флагом. Исключение составляли англичане, которые сумели добиться от султана в конце XVI века (1599 г.) права входить в его порты под соб­ственным флагом. Дружба Генриха с султаном была средством для того, чтобы пугать императора (Габсбурга) нашествием турецких армий, а испанского короля (тоже Габсбурга) напа­дением турецкого флота. И то и другое было залогом безопас­ности Франции. Одновременно, однако, Генрих не мешал своим друзьям и благочестивым, но наивным поклонникам распро­странять слухи о своих наихристианнейших намерениях завое­вать Восток, изгнать султана из Европы и объявить против него крестовый поход. В отношении германских князей Генрих также держался реальной политики, завещанной ему XVI ве­ком. Его уполномоченный Бонгар уверял немецких проте­стантских князей, что переход Генриха из протестантизма в католицизм не должен их смущать: дружественное отношение короля к немецким князьям остается неизменным, как и его желание быть по-прежнему защитником «исконной немецкой свободы». Раз были сильны князья, был слаб император, веч­ный враг Франции Габсбург. Генриху IV удалось в конце кон­цов создать коалицию против Габсбургов и приступить к ор­ганизации борьбы с ними. Однако кинжал Равальяка прервал его жизнь (1610 г.).

После нескольких лет смут, связанных с малолетством Людовика XIII, власть в свои крепкие руки взял кардинал Ришелье, пер­вый министр и фактический правитель Франции. Ришелье был типичным представителем интересов среднего и мелкого дворянства того времени, когда дворянская монархия шла еще по восходящей линии. В области внешней политики и ди­пломатии он был продолжателем «реалистической» политики Генриха IV. Поиски «естественных границ» Франции, отражав­шие все возраставшую мощь французской монархии, и сохра­нение «политического равновесия» ради ослабления Габсбур­гов, — таковы были основы его дипломатии. Думал или не думал Генрих IV о Рейне, как восточной границе Франции, — сказать трудно. Некоторые из его современников приписывали королю подобные намерения. Но у Ришелье мысль о Рейне выражена была совершенно ясно. В 1633 г., следовательно, уже после разгрома отечественных протестантов гугенотов (взя­тие Ларошели в 1628 г.), кардинал писал королю Людовику XIII, что если король станет против австрийского дома на сторону протестантских князей Германии, то они отдадут ему всю территорию до Рейна. Путь к Рейну лежит через Ло­тарингию. Если она будет присоединена, можно незаметно распространить владения Франции до Рейна и даже принять участие в дележе Фландрии, в случае ее восстания против Испании.

Ришелье понимал, что надо действовать не только оружием, но и пропагандой. Время Ришелье во Франции ознаменовалось появлением первой газеты, которую Ришелье сразу же поста­вил на службу своим планам. Ришелье старался и юридически обосновать свои притязания. Вскоре появился памфлет под заглавием «Каково наиболее верное средство для того, чтобы присоединить к Франции герцогство Лотарингское и Бар». «Император не имеет никаких прав на территорию, лежащую по левую сторону Рейна, — заявлялось в памфлете, — так как эта река в течение 500 лет служила границей Фран­ции. Права императора покоятся на узурпации». Одним из ка­зенных перьев, которое служило, впрочем, кардиналу Ришелье не только за страх, но и за совесть, был публицист Шантеро-Лефевр. Он доказывал, что древние франки завоевали Галлию, т. е. огромное пространство, расположенное между океаном и Средиземным морем и ограниченное рекой Рейн, Пиреней­скими горами и Альпами. Это пространство издавна известно под названием Галлии белгов, кельтов и аквитан. Шантеро-Лефевр включал, таким образом, в состав Франции Эльзас и Лотарингию, Савойю, Ниццу, — словом, все то, чем Франция завладела впоследствии, в пору своего могущества и военных успехов. Шантеро-Лефевр уверял, что мир Европы будет обес­печен, если Франция получит все эти земли. В противном случае «Европа будет по-прежнему под ударами того, кто, захватив территории и государства франко-галльской короны, пытается похитить остальные, стремится поработить христиан­ских государей и создать пятую монархию с намерением по­глотить весь Запад». Шантеро намекал, следовательно, на поли­тику Габсбургов. О том, чем оказались эти теоретические размышления французских публицистов, говорят статьи Вест­фальского договора 1648 г., окончательно расчленившие Гер­манию. Сам Ришелье был не очень далек от проектов своих пуб­лицистов. В его «политическом завещании» содержится такая фраза: