Роберт Ферриньо - Молитва по ассасину

— Я убил их, Энтони. Убил всех троих.

— В таком случае можно спокойно закрывать дело.

— Мне казалось, я хорошо замел следы, но кто-то проследил за мной до самого ее дома. С таким же успехом я мог убить их сам.

— Хватит нести околесицу. Хочешь, чтобы я даровал тебе прощение? Легко. Я когда-то имел сан.

Ракким непонимающе уставился на детектива.

— Я правду говорю. Когда мне был двадцать один год, меня посвятили в духовный сан в Вудинвилле. А еще через два с половиной года, как раз после Перехода, я из духовенства вышел. Сообразил, откуда ветер дует, ну и, кроме того, достал обет безбрачия. Когда поступаешь в семинарию, думаешь, будто справишься со всеми проблемами. Потом начинается взрослая жизнь, и оказывается, что твой член думает иначе. Как бы то ни было, я — не священник, но некоторые инстинкты сохранились. Каждую неделю хожу на мессу. Отец Джо выслушивает мои исповеди, потом мы спускаемся сюда и нажираемся. Чего еще ожидать от слуги Божьего? — Коларузо наклонился к Раккиму. — Хочешь, он и твою исповедь выслушает.

— Мусульмане обнажают душу только перед лицом Аллаха.

— Уверен?

— Знаешь, я привык держать собственные грехи в себе. У Аллаха и так предостаточно забот. — Ракким рассмеялся, вернее сделал попытку рассмеяться. По его щекам катились слезы. — Слушай, я напился. Где мне тягаться с вами, католиками.

— Брось, у тебя довольно неплохо получается.

Ракким осушил стакан и постучал им по стойке, требуя повторения. Затем он кивнул на бильярдный стол, стоявший чуть поодаль. Потертое зеленое сукно его в нескольких местах оказалось порвано, однако, несмотря на многочисленные повреждения, он словно манил к себе.

— Почему никто не играет?

— Строжайше запрещено правилами заведения, — пояснил Коларузо тоном заговорщика. — Пару лет назад два умника затеяли сыграть в «восьмерку», да так, м-м… увлеклись, что едва не разнесли весь бар. Отцу Джо кий пришлось сломать о голову одного из них. С тех пор стол здесь исключительно в качестве предмета интерьера.

— Шрам остался?

Детектив с кривой ухмылкой почесал затылок.

— Нет, но голова иногда побаливает.

Большое зеркало перед ними отражало полицейских, сидевших за стойкой бара. Ракким рассеянно поглядел на них. Нет, он не жалел о визите сюда. Приглашение Коларузо оказалось как нельзя кстати. В темном подвале с низкими потолками собирались крутые ребята, сильные, озлобленные и не нуждающиеся в суете и блеске Зоны. Энтони-старший часто называл местных завсегдатаев певчими, хотя мало кто из них действительно исповедовал католицизм. Лютеране и католики, агностики и атеисты, сержанты и детективы, даже простые патрульные — сюда не совались лишь высшие чины. И пусть они не страдали от избытка религиозности, им, без сомнения, хватало гордости отказаться от перспективы укрепить собственное положение, изобразив принятие истинной веры. Пол в баре покрывал слой пыли и мусора. На стенах висели фотографии известных боксеров и изображения Христа с пронзенным сердцем. Этот подвал служил идеальным пристанищем для тех, кто желал мирно накачаться дешевым вином, сгладить шероховатости тяжелого дня, заказывая стакан за стаканом.

— Не хочешь рассказать о книгах, которые ты вынес из дома?

— Они принадлежали отцу Мириам Уоррик. Его личные дневники. В них что-то есть. Какая-то информация, которая мне необходима. Просто я не знаю, какая именно.

Огромный детектив подошел к ним и обнял за плечи Коларузо. Хорошо одетый великан, с блестящей черной кожей, бритой головой и золотой серьгой в носу, смерил Раккима подозрительным взглядом.

— Энтони, ты забыл о принятой здесь манере одеваться? Никаких полотенец на головах. — Он громко расхохотался, распространив вокруг себя сильный запах перебродившего винограда.

— Ракким, это жалкое подобие блюстителя порядка зовут Дерриком Бруммелем, — отрекомендовал Коларузо. — Деррик, позволь представить тебе Раккима Эппса.

Они пожали друг другу руки, причем ладонь бывшего фидаина потерялась в огромной лапе детектива.

— Просто хотел поздороваться. — Бруммель снова покосился на Раккима.

— У меня от него нет секретов, — сказал Коларузо.

Великан набычился.

— Рискни, — предложил Ракким.

Бруммель повернулся к Коларузо.

— Слышал, я недавно поймал молодого карманника? Придурок сорвал рубиновый перстень с пальца бизнесмена, прямо на улице, и скрылся в толпе. Я получил вызов, кое-что выяснил, составил описание. Оказалось, что этого щенка мне уже не раз доводилось задерживать. Взял его буквально на следующий день. Никаких проблем. — Он наклонился ближе, и Раккиму почудилось, будто в помещении бара стало ощутимо жарче. — А сегодня узнал, что имам бизнесмена настаивает на суде по законам шариата. Энтони, этот мальчишка — католик. Его нельзя судить по законам мусульман.

— Не может быть, — вытаращился Коларузо.

— Может, — громко пророкотал Бруммель. Сидевшие за стойкой полицейские повернули к ним головы. — Думаешь, мне неизвестно, какие решения выносятся по делам, которое я же сам и расследую?

— Следи за давлением, Деррик, — посоветовал Коларузо. — Иначе сосуды лопнут, — Присядь и выпей.

— Я — блюститель закона или нет?

— Ты — блюститель закона.

— Я — настоящий баптист или нет?

— Таких еще поискать.

— Значит, ты понимаешь, что я не оправдываю этого щенка. Он — вор и неудачник, но не заслуживает того, чтобы ему отрубили руку.

— «Черные халаты» не имеют права так поступать с католиком, — кивнул Коларузо.

— Если бизнесмен заявит, что хотел пожертвовать перстень мечети, у этого дела есть перспектива, — тихо заметил Ракким. — С большой натяжкой, конечно, но все зависит от толкования законов.

— Если «черные халаты» могут привлечь к религиозному суду католика, значит, смогут привлечь кого угодно. — Бруммель вперил тяжелый взгляд в бывшего фидаина. Свет люстр тускло отражался на бритом черепе. — Дерьмовая работа, дерьмовые дома, дерьмовое отношение. Теперь — дерьмовые законы? Христине многое могут вытерпеть, но наше терпение небезгранично, и вы увидите, что произойдет.

— Мне все это нравится ничуть не больше, чем вам, — заметил Ракким.

— Он говорит правду, — вставил Коларузо.

— Если ты настаиваешь, Энтони, — пророкотал Бруммель.

— Я сам настаиваю, — произнес Ракким.

Великан похлопал его по спине.

— О'кей, головорез, обсудим это в другое время. — Он бросил взгляд на Коларузо. — Я — не пьян, хотя близок к этому. Лучше пойду домой и за все свои невзгоды и переживания отыграюсь на маленькой беззащитной женщине.

В воцарившейся тишине он тяжелой походкой направился к выходу. Едва за ним закрылась дверь, привычный гул возобновился с прежней силой.