Александр Абердин - Десант в прошлое

Мы прекрасно понимали, что тем самым не изменим общую картину мира и умонастроения сильных мира сего, бунтовщиков всех мастей, а также властей предержащих, но этот гнойник нужно было обязательно вскрыть. От рук террористов в одной только России ещё до начала Первой мировой войны погибло почти двадцать тысяч человек, а потому и мы решили не щадить их. Тем более, что нам были известны имена истинных вдохновителей революционного террора и это были вовсе не пресловутые жидомассоны. Как ни старалась группа наших аналитиков найти этот самый центр заговора против России, так и не смогла. Самыми главными вдохновителями и идеологами террористов оказались на самом деле буквально все правящие верхушки подавляющего большинства стран. Их алчность и ненависть к черни как раз и породили ответную реакцию в виде мирового революционного движения, а "Капитал" Карла Маркса из сугубо научного труда быстро превратился основу их идеологии, но с таким же успехом они могли использовать любую другую книгу. Хоть справочник по акушерству и гинекологии.

В общем была бы шея, а хомут найдётся. Уже только потому, что у множества господ глотки были шире шеи, Первой мировой войны было не избежать и как мы не старались, так и не смогли её предотвратить, ведь гонка вооружений уже началась и никто не собирался её останавливать. Тем более, когда больше половины мира представляла из себя колониальные владения европейских стран. Россия в этом ряду выглядела белой вороной, хотя и в этой стране также имелись свои собственные колонизаторы — дворяне, народившаяся уже буржуазия и купечество. Ну, а так как их просто некому было приструнить, так как во власти окопалось очень уж много казнокрадов и не смотря на борьбу с коррупцией, которая велась не в пример лучше, чем наше время, они наносили стране огромный вред. Им под стать были "молодые волки" капитализма, набиравшего в России силу.

Мы прекрасно понимали, что максимум, что мы сможем сделать, это, устроив "Ночь бесшумной стрельбы", понизить уровень общей опасности и потому заранее составили "расстрельные" списки и определились с тем, кого и где ликвидировать уже через две с половиной недели после нашего десантирования. Отстрел этот должен был стать разовым и вот почему — если не ликвидировать все враждебные элементы одновременно, то второго шанса они нам уже не дадут, так как мигом разбегутся во все стороны и так залягут на дно, что мы их потом уже не сможем найти. Увы, но в силу темпорального дифферента, равного пятнадцати годам в обе стороны, а в прошлом он будет действовать и вовсе только в одну, быстро найти этих господ мы уже точно не сможем.

Двух с половиной недель было вполне достаточно, чтобы изготовить надёжные глушители к револьверам и всего за одну ночь провести ликвидацию самых опасных врагов нашего дела по обе стороны баррикад и не в одной только России. У нас хватало опытных специалистов, чтобы провести зачистку чуть ли не во всём мире, но этого не требовалось и мы ограничились Россией, странами Западной Европы, а также Нью-Йорком в Северной Америке и тремя странами В Южной. Ни у кого из моих друзей это не вызвало не то что возмущения, а даже просто осуждения. Хотя нет, кое чем они всё же возмущались. Например тем, что число лиц, определённых к ликвидации, оказалось так невелико и что всех тех, кто сидел в это время по тюрьмам, мы не стали ликвидировать, чтобы не засветиться.

Ну, а чтобы по этому поводу в газетах не поднялся слишком уж большой шум, мы решили погасить его направленным информационным взрывом. Естественно это могло стать только одно единственное событие — извлечение из-под земли князем Горчаковым наполеоновского золота. Мы решили придать этому событию вид самого настоящего шоу, причём такого, что Россия после него будет ликовать не одну и не две недели. Великая сила халявы должна была нас выручить, но на этот раз мы намеревались использовать её во благо. Злом ведь халява становится только тогда, когда чего-то даётся слишком уж много и при этом тому, у кого и так всё есть. Ну, а когда речь идёт просто о благотворительности и помощи тем, кто в этом действительно остро нуждается, то это уже разумная и грамотная социальная политика, а также весьма сильная оплеуха власти и богачам.

К двадцатому маю по современному календарю, России одна тысяча девятьсот пятого года это было седьмое мая, мы были полностью готовы к тому, чтобы отправиться в одна тысяча девятьсот пятый год навсегда и тем самым начать новую эпоху в истории развития Человечества. Хотя это и звучит слишком уж громко, но так оно и было. Задерживаться в Белоруссии уже не имело смысла. Эта маленькая страна была переполнена беженцами из России и всё, что мы могли сделать, это попросту не дать им всем появиться на свет в той ипостаси, в которой они пребывали. Как это ни странно, но очень многие люди родились именно такими, какими мы их знали когда-то, но только внешне, так как судьбы у них были совершенно другие, да, и судьбы многих людей, таких, как тот же Александр Блок или Сергей Есенин, изменились самым радикальным образом.

Ровно в десять утра двадцатого мая мы все уселись поудобнее в своих креслах, надели на голову ментальные шлемы и практически одновременно перенеслись в прошлое и слились своим сознанием с телами выбранных каждым из нас людей. Князь Горчаков в это время не спал. Он полулежал на кровати с томиком с томиком новелл Мопассана. Его супруга Элен находилась в своей спальной, так как считала, что спать в одной кровати это моветон. Ну, я-то знал, почему она ввела это за правило и хотел устроить этой французской мамзели, между прочим красотке, по этому поводу форменный дебош. Не знаю, почувствовал что-либо Серж, но меня внезапно охватил сильный жар, а через несколько секунд я почувствовал некое томление и понял, что вселился в тело этого красавчика окончательно и бесповоротно. Назад хода не было, а это прямо означало, что будущее будет теперь таким, каким мы его сделаем действуя в настоящем агрессивно и решительно, без слюнтяйства и бесконечных сомнений в стиле Гамлета, принца датского с его вечными раздумьями — быть или не быть.

Пару раз глубок вдохнув и выдохнув воздух, я негромко рассмеялся, отбросил томик в сторону и решительно встал. На мне был надет стеганый домашний халат тёмно-фиолетового шелка, а под ним белая батистовая рубаха-апаш и лёгкие, светло-коричневые панталоны, купленные в Париже. Рассмеявшись уже несколько громче, я сбросил с себя халат, всунул ноги в сафьяновые арабские чувяки и решительно направился к выходу из спальной. Как и спальная Элен, она находилась на втором этаже и выходила окнами в сад. Именно через окно и влез к ней однажды в спальную ротмистр Тихон Кудеяров и я сразу же понял, чего так не хватало в француженке в русском князе — грубой агрессивности, а тот был наоборот, переполнен нежностью.