Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

Вторым выстрелом — и сразу узкая вилка… отменно! [41] Автор сам артиллерист, но так, наверное, не смог бы.

Хорошо да что там! — отлично, превосходно, великолепно стреляет капитан Лукьянчиков, бывший друг бывшего врага народа бывшего комкора Рокоссовского, и сам четыре года тому назад, в 1937-м — бывший комбриг… [42] Ну, вот так аттестовали его за эту дружбу — переименовав из комбригов не в генерал-майоры, не в полковники даже, на худой конец, а сразу аж в капитаны… Только перед тем полгодика всего комбрига Лукьянчикова в тюрьме и подержали — и все дела! Правда, подержали его в камере смертников… Только дрожи теперь каждую ночь, капитан Лукьянчиков — придут сегодня за тобой снова или нет?

А полк — это дивизион 122-мм гаубиц (гаубица старомодная, образца 1910/30 года — разработанная еще до империалистической войны французскими буржуями) и дивизион гаубиц 152-мм, которые типа М-10… Производства славной Мотовилихи… У последней гаубицы, кстати, снаряд весом в сорок килограммов…

И супостат так славно выстроился (мечта артиллериста!) — вдоль главной оси эллипса рассеивания…

Так что хоть перелет получим, хоть недолет, а все попадания придутся по цели!

И понеслась к немцам, опять же, по кочкам — великая русская пизда… [43] Артиллерийский термин. Означает беглый артогонь целого полка по сосредоточенной цели.

Гот мин унс!!!!

Зря Модель на часы смотрел… на войне это плохая примета!

…Полк, погибший прямо на месте дислокации…

Разбитые, перевернутые гаубицы, среди них лежат мертвые бойцы и командиры… Их достали пикировщики, вызванные взбешенным Моделем…

Закон такой есть на войне: отстрелялся — немедленно меняй огневую позицию! Да как тут сменишь… без предательски отнятой у полка тяги.

Поэтому стреляли до последнего.

«Умирай, где стоишь!» — говорил в замечательном фильме Александр Невский. Умирали артиллеристы там, где стояли.

А КНП немцы засекли со своего смешного самолетика — «Хеншель-126», который в каждом немецком корпусе для разведки и связи имелся. Кстати, с того самого, который колонну беженцев утром расстрелял.

Не успели наши разведчики окоп на КНП оборудовать — времени у них на это не было. Работать уже надо было!

На КНП — у разбитой буссоли — лежит, свободно раскинув руки, как уставший пахарь, красный комбриг, советский капитан Лукьянчиков…. до октября семнадцатого — штабс-капитан Русской Армии.

На его обращенном к небу мертвом лице — улыбка. Улыбка человека, который уже ничего и никого больше не боится… и который хорошо, славно поработал…

«Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»

22 июня 1941 года. 06 часов 00 минут.

Кобрин

Это ничего, это просто «Интернационал». Исполняется по Всесоюзному радио в шесть часов утра.

По улицам города носится опавшая листва, пожелтевшая и съежившаяся от пламени пожаров. Под ногами скрипит битое стекло, где-то завывает сирена «Неотложки»…

Десять минут тому назад закончился второй авианалет на город: несколько «зетстроеров» — Ме-110 атаковали опустевший штаб 4-й армии. Ну и окружающим жилым домам досталось…

Сейчас жители города высыпали на улицы и столпились у черных раструбов репродукторов…

Закончился партийный гимн, и наконец говорит Москва:

— Здравствуйте, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику! Поставить ноги на ширине плеч, подниматься на носки и поднимать руки через стороны вверх и опускать вниз с вдохами и выдохами раз-два, раз-два! А теперь ноги на ширине плеч, совершать вращательные движения головой, наклонять ее вправо и влево, вперед и назад, к плечам раз-два, раз-два; раз-два!

Потрясенные люди молча расходятся…

22 июня 1941 года. 06 часов 10 минут.

Аэродром вблизи Кобрина

Ведро звякнуло о жестяную воронку, и в самолетный бак полился бензин. Сильно завоняло…

Комполка Васильев задумчиво посмотрел на эту патриархальную картину и обратился к своему куму — старшине Галагану:

— Слушай, Толя, и что — так вот и все время у вас и заправлялись?

— А шо?! — Галаган недоумевающе вскинул курчавую голову. — Скольки тех заправок вообще было… Для нашей-то сирой корпусной эскадрильи… Да и летали они… ну в Минск за шелковыми чулками для командармовой женки, ну на охоту в Пущу… В общем, нечасто летали… Да, кстати, вроде был у нас тут один маслобензозаправщик… так его сменяли на легковушку «паккард» у кобринского зававтохозяйства… а «паккард» тот потом списали да и отдали… кому-то… не знаю кому!

— Какая трогательная история… а бомбы у тебя тут есть?

— Та маем трохи… АО-10, и АО-25… а так — все больше цементные… учебные!

— Будем вешать хоть бы и цементные… гвоздей туда в них еще понапихаем… гвозди-то у тебя хоть есть?

— Та маем трохи…

К стоянке самолетов, где возились приехавшие с инженером полка и потому чудом уцелевшие техники (кто еще уцелел, было непонятно, улетевший на разведку в Высокое на УТ-2 замполит так и не вернулся), подъехала штабная «эмка» — генеральская, полноприводная, с высоким клиренсом, новенькая, сияющая… Из машины, сопя, вылез начальник политотдела дивизии.

Васильев одернул реглан, поправил пилотку — звездочка точно над переносицей и доложил:

— Товарищ диввоенкомиссар, 74-й ШАП…

— Почему утратили?!! — прервал его грозный комиссаров рык.

— Товарищ диввоенкомиссар, наша третья эскадрилья взлетала непосредственно под немецким артобстрелом, поэтому некоторые самолеты просто не успели…

— Молчать!!! Я тебя не спрашиваю про твою паршивую херню! Я тебя спрашиваю, почему утратили портреты Вождей?!! Может быть, сейчас враг над ними глумится?!! Молчать!!! Я тебя разжалую, я тебя в порошок сотру, я…

Что еще бы сделал грозный диввоенкомиссар с Васильевым, осталось тайной, ибо над головой вдруг мелькнула стремительная крылатая тень, и вокруг раздались тревожные крики «Воздух! Воздух!!!».

Грозный диввоенкомиссар, на ходу запрыгнув в рванувшую с места «эмку», отважно скрылся в клубах пыли… [44] Случай подлинный, правда, он произошел в это страшное утро в другом авиаполку.

…Приземлившийся с ходу и так напугавший грозного комиссара УТ-2 козликом попрыгал по щебню ВПП и заглушил мотор. Замполит вылез на плоскость и потрясенно сорвал с головы шлем:

— Ну командир, мы все тебе теперь должны наливать по гроб жизни… Там, в Высоком, — КАША!!! Так что пополнения из Высокого — не ждите, ребята… Не будет оттуда уже никого!

Васильев с досадой сплюнул себе под ноги: