Дмитрий Тараторин - Волкодлаки Сталина. Операция «Вервольф»

— Москва, блин, как много в этом звуке, — мрачно прошептал жрец и прижал лоб, пылающий горячкой национальной революции, к оконному стеклу. Ледяной ветерок проникал сквозь старые рамы, бодрил. Однако ему, неуемному, хотелось большего. Генрих распахнул окно и шагнул в пустоту.

Полковник Владимир Козлов с самого утра буквально занимался разгромом Чистопрудненского джамаата. Бегал с бойцами по московским дворикам, кричал ваххабитам, что, мол, «сдавайтесь, вы окружены». Сам при этом понимая бессмысленность подобных призывов. С одной стороны, адресовались они закоренелым смертникам, с другой — никто, конечно, окружен не был. Какое там… При том бардаке, который в последнее время стал повсеместен в России и день ото дня только нарастал, кого-либо окружить реально так, без балды, было абсолютно невозможно.

Пока спецназовцы с фальшивым энтузиазмом обстреливали окна очередной квартиры-убежища экстремистского, он присел устало на бортик детской песочницы. Закурил прищурясь. «Как будто в казаки-разбойники играем», — подумал уныло Козлов и сразу вспомнил детство. Разве мог он тогда, обычный московский пацан, веснушчатый и драчливый, представить себе, что лет эдак через двадцать каких-то в родном его городе молодые ребята (точно такие же, как прежние его старшие товарищи, игравшие в этих же дворах на гитарах под портвейн и водочку) будут носить чужие, нерусские имена, а называть себя станут шахидами? «Не мог», — решил Козлов и со злой досады уронил голову в пропахшие порохом ладони.

И перед глазами непрошено пронеслась жизнь — непутевая, конечно, с точки зрения нуворишей и ренегатов, однако постыдного он в ней на беглый взгляд ничего не увидел. Но дать ей более взвешенную оценку не позволили, как это не раз бывало, враги.

Ваххабиты с криками «Аллаху акбар!» пошли на прорыв. Козлов упал на колено и открыл огонь. Вороненый ствол хищно вцепился мушкой в чью-то белобрысую голову, перехваченную зеленой лентой. В бою он о приятелях детства, к счастью, не вспоминал и движущиеся мишени с ними не отождествлял. Грянул меткий выстрел. И Владимир увидел, как кровавое пятно расплылось на сукне, испещренном арабской вязью исламистских лозунгов. Однако тут из подъезда грянул гранатомет, и полковника накрыла взрывная волна.

Благополучно очнувшись минут через десять, он выслушал донесение командира спецназа о том, что ваххабиты тем временем умудрились беспрепятственно ворваться в здание театра «Современник» и заминировать все входы и подходы. Козлов даже не удивился. В последнее время контртеррористические операции неизменно развивались по самым херовым сценариям. А по-другому и быть не могло, собственно. Ведь в спецслужбах остались только уж вовсе ни на что не годные персонажи, да вот такие, как он, тоскующие о былом патриоты. В чем-то, пожалуй, самураи…

Владимир, правда, и среди последних был исключением. Ведь он в этот период хаоса и безвременья, когда крысы бежали в разные стороны с тонущего лубянского корабля, как раз на него вернулся. Дело в том, что в период недавнего торжества чекистской диктатуры, завершившийся внезапной и чудовищной катастрофой, он трудился простым незаметным нотариусом. Хотя и душила его постылая бумажная круговерть, но честь офицерская, которую ему как-то посоветовал беречь смолоду сгинувший неведомо куда наставник, не позволяла участвовать в кровавом беспределе, творимом его коллегами. Умом он, конечно, понимал его полную оправданность и глубокую целесообразность, вот только сердце наотрез отказывалось подчиняться зловещим велениям разума. И оно, в конечном счете, не обмануло Козлова.

Гибель последнего президента в результате трагически нелепого (однако по большому счету спровоцированного опять-таки экстремистами) происшествия повлекла за собой лавинообразный распад всего привычного миропорядка. Безвременная кончина лидера совпала с полной утратой спецслужбами компьютерного контроля за ситуацией. В результате хакерских атак интернет-террористов были утрачены абсолютно все базы данных: на агентов и сотрудников, террористов и просто потенциальных оппозиционеров. Все эти гигантские информационные массивы были порушены начисто, буквально стерты в порошок. Разумеется, подрывные элементы, ощутив, что нет за ними сурового чекистского пригляда, полезли из всех щелей. Поползли со мстительным стремлением разорвать страну. Тут как тут, конечно, оказались и мировая олигархическая закулиса, и американский империализм, недаром дожидавшиеся своего часа.

«И страны не стало», — обреченно прошептал полковник, устремив глаза, подернувшиеся непрошено набежавшими слезами, к тусклому солнцу. И тут светило внезапно вспыхнуло немыслимо острыми, яркими лучами. Козлов упал на колени и уткнулся опаленными зрачками в сугроб.

Генрих по паспорту был никакой не Генрих, конечно, а самый обыкновенный Гарри. Мать, интеллигентная в целом женщина, фанатела при этом принцессой Дианой. И назвала сына в честь одного из принцев.

Бабья доля ее не задалась. Точно как и у венценосного идола. Оттого и рос Гарри безотцовщиной, оттого и увлекся с подростковых лет человеконенавистничеством. И переименовался в честь рейхсфюрера Гиммлера.

Подельники его по лютым расправам с врагами белой расы сие погоняло признавали, ибо был он не по годам прозорлив и удачлив. Очередным подтверждением чему стало его спасение (единственного из собранного майором отряда) после подземной операции.

С той поры они и скорефанились. Майор, следуя указаниям Дзержинского-Розенберга, узнавал от него азы расовой теории. Время для этого имелось, поскольку они совместно пребывали на нелегальном положении вследствие художеств, учиненных обоими. Но ныкались по подмосковным дачам они недолго.

Генрих издавна, как и все активные неонацисты, был под колпаком у Мюллера. Того самого, шефа гестапо. Пребывал он теперь на лунной базе Четвертого рейха, управляя оттуда посредством всяких внушений и излучений разветвленной агентурной сетью.

Непосредственно с Мюллером Генрих общался только однажды. И разумеется, телепатическим способом. Шеф гестапо открыл ему, как верному национал-социалисту, кое-какие тайны. В частности, Генрих узнал наконец, почему космическая экспансия человечества безнадежно буксовала. Он никогда не мог понять, как оно так получается, что в компьютерной сфере, к примеру, то и дело революции происходят, а космические корабли, как и в конце двадцатого века, все так же уныло нарезают круги вокруг родной планеты. Вместо того, чтобы отчаянно рвануть в звездные дали.

Объяснялось же все на удивление просто. Первая же лунная экспедиция америкосов столкнулась с арийскими колонистами, которые с помощью межпланетных демонов погрузили их в состояние неземного ужаса, не отпускавшего их и по прибытии на Землю. После и советские, и штатовские секретные экипажи на снаряженных новейшим оружием аппаратах пытались прорвать нацистскую блокаду Земли, но неизменно гибли в схватке с гораздо более высокоразвитым противником.