Сергей Арбенин - Дети погибели

– Это напрасно… – Комаров слегка поморщился. – С одной стороны… Ведь исправник, скорее всего, уже обо всём в Питер доложил…

– Это уж как пить дать… – развёл руками Прилепских.

Комаров злобно взглянул на него, внезапно рявкнул:

– Что вы тут руками разводите? Немедленно организуйте команды, чтоб осмотрели все дачи, каждый уголок. На дорогах, у пристаней, на вокзале выставить охрану. И надо окрестности прочесать, под каждый куст заглянуть!

Прилепских переступил с ноги на ногу:

– Сил недостаточно…

– А вы задействуйте полицейских!

– Уже задействовал, ваше высокопревосходительство: в оцеплении стоят…

Комаров выругался.

– Почему же не телеграфировали в управление, чтобы выслали подмогу?

Прилепских напряжённо сказал:

– Учитывая секретность операции…

Комаров с трудом подавил гнев, взял себя в руки.

– Да… Секретность… Извините, Владимир Кондратьевич. Я сам этим займусь. Но подкрепление прибудет только к вечеру… Так что нужно задействовать всех здешних служащих: почтальонов, смотрителей, сторожей, морскую команду. Приступайте немедленно. О каждом своём шаге телеграфируйте мне кодом. Понятно?

– Так точно!

Комаров покосился на дроги: все трупы в них не умещались, их укладывали друг на друга. Торчали ноги: босые, в сапогах, и даже в домашних туфлях. С одной ноги свешивалась побуревшая от крови портянка.

Комаров быстро сел в пролётку, приказал:

– Гони в Питер, да так, чтобы ветер свистел!

Комаров вернулся домой под утро.

Сквозь плотно задёрнутые шторы спальни пробивался слабый свет, и это раздражало: Комаров долго не мог уснуть, ворочался, отворачивался от света.

Потом словно провалился куда-то, оказалось – в колодец. В колодце было сыро и мрачно, покрытые зеленью скользкие стены не давали ухватиться за них. Комаров почувствовал озноб: ноги не доставали дна. Он упёрся спиной в стенку колодца, поднял ноги – хотел упереться ими в другую стенку. Но босые ноги тут же соскользнули, и он с головой ухнул в ледяную воду. Вынырнул, хватая ртом воздух. С тоской посмотрел на светлый квадрат высоко-высоко над головой.

«Хоть бы кто-нибудь по воду пришёл! – подумал Комаров. – Ухвачусь за ведро да крикну…»

Он действительно вскрикнул, и проснулся от собственного крика. Простыня была мокрой от пота, и сам он был совершенно мокрым: словно и вправду в колодец окунулся.

Комаров застонал, перевернулся на спину, вытер рукавом ночной сорочки лоб. И вдруг замер.

На фоне светлого квадрата окна, на столике, словно тут и была, приютилась сгорбленная фигура.

– Ты кто? – задохнувшись от ужаса, прошептал Комаров.

– «Кто, кто»… Дед Пихто! – ответил человек хрипло.

Комаров закрыл глаза. Открыл. Фигура оставалась на месте. Более того: человек свернул цигарку и начал чиркать спичкой о голенище сапога.

– Ты мне снишься? – спросил Комаров для чего-то.

– Снюсь, снюсь, ваш бродь…

Спичка, наконец, вспыхнула. Комаров увидел: страшная лохматая борода, маленькие круглые очочки…

Комаров рывком сел на постели.

– Ты… – голос задрожал, и Комаров замолк.

Петруша раскурил цигарку, смачно сплюнул на паркет.

– Хоть я тебе и снюсь, вашбродь, а всё же скажи: куда эти нехристи уехали?

– Какие нех… нехристи? – спросил Комаров, судорожно натягивая на лицо простыню.

Петруша хмыкнул.

– Известно какие: Баранников да Суханов.

– Откуда… откуда ты, чёрт, их знаешь?

– А потому и знаю, что чёрт, – ответил Петруша задумчиво. – Ну, так скажешь, или мне тебя ножичком пощекотать? Генералов щекотать редко приходилось: а больно охота. Чего простых жандармов да солдат пытать? Это всё наш брат, подневольный. А вот генералу кровь пустить…

Голос у Петруши стал почти мечтательным. Комаров почувствовал, что у него кругом пошла голова. Он ухватился за края кровати, чтобы не упасть. Кисточка ночного колпака свесилась на глаз, мешала смотреть. Комаров дунул на неё, как на муху.

– Ну, так пощекотать, ай так скажешь?

– А? – опомнился Комаров. – Да… Террористы… У них съезд намечен, совещание такое. В Воронеже.

Петруша кивнул.

– Про съезд мы понимаем. А вот про Воронеж – сумление берёт.

Он привстал со стола, поплевал в ладонь и затушил в ней цигарку. Потянулся к голенищу. Комаров испугался.

– Постой! Постой, я всё скажу… Съезд в Воронеже будет, в двадцатых числах, точно. Но главари решили сначала в Липецке дела обсудить, в узком кругу. Видишь ли, у них там раскол: одни за террор стоят, другие больше на пропаганду напирают.

– Это нам ни к чему, – сказал Петруша. – Раскол нас не касается. А ты скажи, где Баранников с Сухановым.

Он сделал движение, Комаров подумал – опять к голенищу потянулся, за ножом, – и торопливо выкрикнул:

– Эти сначала в Липецк поедут! А может, и уже там. Эти – за террор!..

– Эх! – вздохнул Петруша. – За террор, говоришь? Хорошие, видать, люди… Даже не хочется их резать-то. Но придётся.

Он спрыгнул со стола.

– Ты чего? – Комаров подпрыгнул на постели, забился в самый угол.

Петруша склонил голову, очки сверкнули.

«Размышляет! – догадался Комаров, едва понимая, что происходит. Сердце ухало и проваливалось в живот, и от этого в груди появлялась тянущая боль. – Свидетелей оставлять не любит… Значит, и меня…»

Он не успел додумать – раздался ласковый голос Петруши:

– Ладноть. Живи покуда. Может, их в Липецке и не найду. Вот тогда вернусь и, не обессудь, до смерти защекочу. По лоскутку твою бархатную кожу-то снимать буду. Очень уж интересно посмотреть: какая она у вас, генералов, кожа-то…

Он развернулся, откинул штору; окно оказалось открыто. Петруша вскочил на подоконник и исчез.

И тотчас же Комаров закричал:

– Эй! Кто-нибудь! Ивашка, Федька, – все сюда!..

И ослабел. Сердце никак не хотело возвращаться на своё место. Как сквозь пелену Комаров увидел вбежавшего со свечой камердинера, за ним маячил в белой рубахе до пят дворецкий.

– Врача… – выдохнул Комаров. И больше ничего не сумел сказать.

– Должно, с сердцем плохо… – сказал Ивашка. – Слышь, Егорыч, пошли Аглаю за доктором. А я ему покуда капель дам… Заработался, вишь, Александр Владимирович. Себя совсем не жалеет…

Той же ночью Михайлов встретился с Квятковским и Пресняковым.

Выслушав рассказ о бойне в Сестрорецке, Михайлов сказал:

– Значит, Петруша вырвался на свободу.

Он поколебался, потом вытащил из нагрудного кармана сложенную записку.

– Вот, сегодня получил… Первое письмо неизвестный наш доброжелатель Баранникову под дверь подсунул. А второе… Ну, это не важно. Главное, что получено оно от человека надёжного, которому можно безусловно доверять, и который уже много раз нам помогал…