Роман Злотников - Генерал-адмирал

— К тому же винтовка конструкции полковника Роговцева имеет и некоторые другие преимущества, — снова заговорил стоящий передо мной председатель Комиссии по испытанию магазинных ружей генерал Чагин. — Так, например, она длиннее и имеет более массивный приклад, что, несомненно, является преимуществом для рукопашного боя.

Я хмыкнул себе под нос. Да уж… А о том, что солдат должен до этого самого рукопашного боя все время таскать на себе лишний фунт веса — это как? Да и опять же рукопашный бой рукопашному бою рознь. В чистом поле — да, может, и преимущество, хотя надо еще посчитать, не нивелируется ли оно недостатками, а вот в стесненных обстоятельствах — в окопе, в каземате, в блиндаже — каждая лишняя пядь длины опять же становится не преимуществом, а недостатком.

— К тому же прицельные приспособления винтовки Роговцева позволяют поражать цель на дистанции тысяча саженей, [38] Сажень — 3 аршина, или 2,136 метра. между тем как винтовка Нагана бьет на семьсот, а Мосина — всего лишь на пятьсот саженей.

Тут уж я хмыкнул в голос и, наклонившись к разложенным образцам, поднял так усиленно рекламируемую мне винтовку Роговцева и протянул ее генералу.

— Ваше высочество… — недоуменно пробормотал он, глядя на протянутую ему винтовку.

— Поразите, — попросил я.

— Что?

— Цель. Ростовую. На дистанции тысяча саженей. — Когда генерал обиженно поджал губы, я примирительно предложил: — Ну ладно, пусть не ростовую. Давайте представим себе нечто более масштабное — скажем, всадника на лошади. Поразите такую мишень? Хотя бы и неподвижную…

Генерал еще более насупился. Ой, похоже, надо мне сдержать характер. И так мое назначение на пост начальника Главного артиллеристского управления в Военном министерстве приняли в штыки. Ну как же, моряк — и вдруг назначен в святая святых, в начальники управления, определяющего всю политику в области вооружения армии. Позор! Своих, что ли, мало? И то, что я являлся представителем императорской фамилии, ничего по большом) счету не меняло. Извечная конкуренция между армией и флотом. Кстати, и столь настойчивое и единодушное проталкивание принятия на вооружение винтовки Роговцева, явно уступающей, на мой взгляд, нынешней мосинской, скорее всего также являлось результатом этого душевного порыва. Все знали, что Мосин — мой протеже. Так вот тебе, варяг незваный! Хрен ты тут своего добьешься… Но отдавать на откуп душевному порыву такой вопрос, как вооружение армии, с которым она будет вступать в мировую войну, я не собирался. Однако обосновать свое решение мне надобно было так, чтобы комар носа не подточил. Нет, продавить решение я, вероятно, сумел бы. Но это окончательно испортило бы мои взаимоотношения со всем составом управления. А сие означало бы, что никакой плодотворной работы на этом посту у меня не получится — любое мое решение будет проходить только под давлением, а потом еще и активно саботироваться на всех уровнях. Ну и о каком успешном перевооружении армии тогда может идти речь? А ведь оно уже на пороге, поскольку на поля сражений выходит его величество бездымный порох. И это значит, что всё, буквально всё оружие — от винтовок и револьверов до пушек и гранат — придется полностью заменить. Или в крайнем случае переделать…

Для меня самого это назначение оказалось совершенно неожиданным. Ну ведь ничто не предвещало. Однако, похоже, жандармы все-таки не зря ели свой хлеб, а мой братец достаточно внимательно читал их доклады и отчеты всяких государственных лиц, с которыми я так или иначе взаимодействовал.

В начале ноября государь вызвал меня к себе в Гатчину. Он выглядел каким-то уставшим и… потухшим и уже не производил того впечатления могучего русского богатыря, которое у меня всегда возникало при взгляде на него. Ну типа Илья Муромец — постаревший, слегка обрюзгший и располневший, но все еще могучий. Приложит — мало не покажется. Эвон, во время крушения удержал на плечах рухнувшую крышу вагона, пока вся семья не выбралась. [39] 17 октября 1888 года царский поезд, на котором семья Александра III возвращалась из Крыма, неподалеку от Харькова потерпел крушение. Несколько вагонов были разбиты вдребезги, были многочисленные жертвы. Семья же монарха, находившаяся в момент крушения в вагоне-столовой, не пострадала, потому что Александр III держал обвалившуюся крышу вагона, пока не прибыла помощь. А нынче сдал…

— Садись, Лешка, — необычно тихо произнес он и замолчал. Некоторое время мы оба молчали, а затем Александр III вздохнул и рубанул: — Хочу на тебя еще и Военное министерство повесить.

Я изумленно вскинулся:

— Да как же…

Но государь прервал меня вскинутой ладонью:

— Знаю, все знаю, что ты мне тут говорить будешь. И что в Военно-морском ведомстве шибко занят, и что дело у тебя свое, да не одно. Все знаю! Но и ты пойми. Вон как у тебя во флоте все закрутилось — и опытовая станция работает, и плавательный ценз ввели, и Морской полк ты пробил, и дальномеры, кои опять же с твоей подачи делать начали, у нас теперь даже англичане покупают, и расчетные машины для стрельбы из корабельных пушек на корабли ставятся те, что твой Давыдов с этим шведом конструируют. Все движется, бурлит! А в Военном министерстве все тихо и… затхло. Нет, Ванновский делает все что может, нечем мне его попрекнуть. Но того, что делает Петр Семенович, мало, мало. Мы дважды чуть с англичанами в войну не ввязались, удержались на грани. А ежели не удержимся и придется с тем, что есть, воевать? Сколько крови будет… При нашем покойном батюшке едва с туркой справились, а нынче-то нам кто противостоять будет? Нынче у нас посильнее турок противники найдутся. А ты… — Брат замолчал, подбирая слова, а затем выдал: — У тебя глаз другой. Ты на все по-иному смотришь, не как мои министры. Ох, не ошибся я, когда флот тебе поручил. А теперь ты мне на другом месте надобен. Понял, Лешка? — И он упер в меня напряженный взгляд.

Я тоже некоторое время помолчал, а затем осторожно начал:

— Прости меня, брат, но… я не осилю. Подожди! Сейчас не осилю! Ну сам посуди, завод…

— Завод у тебя вовсю строится! — сердито оборвал меня государь. — Эвон сколько немцев нагнал, плюнь — не промажешь! И первая домна прошлой осенью уже чугун дала, я знаю!

— Все так, государь, — произнес я, успокаивающе вскидывая руки, — все так. Вот только я в Магнитной собираюсь не завод строить, а заводы. И там все только начинается. Первый завод — основа, хребет, на него еще мясо нарастить требуется, жилы протянуть, сосуды кровеносные, все необходимые органы на место поставить. Тогда этот тигр вперед и прыгнет. Там еще столько дел, что я сам пугаюсь.

— А какие ты там еще заводы ставить хочешь? — слегка удивленно спросил государь.