Борис Толчинский - Нарбоннский вепрь

"Сегодня я неподражаема, — отметила сама для себя София Юстина. — Как замечательно, что отец в свое время не скупился на лучших учителей риторики для меня, а я была прилежной ученицей!".

Действительно, речи хозяйки, как видно, возымели действие, и уверенность обреченной обратилась в решимость обреченной. Сделав над собой страшное усилие, принцесса Кримхильда молвила:

— Будь что будет! Надеюсь, вы окажетесь правы, ваше сиятельство.

— Да будет вам известно, дорогая, я редко когда ошибаюсь, — ответила София Юстина.

Затем они покинули комнату цирюльника; напоследок мэтр Давид отпустил обеим женщинам еще несколько особо изысканных комплиментов. Следую за хозяйкой по длинным галереям дворца, Кримхильда с завистью и восхищением посматривала на нее, а про себя размышляла: "Как эта женщина смела, раскованна, пикантна. Как она умна, самостоятельна, находчива. А ведь у нее тоже есть отец, первый министр. И она всего лишь на два года старше меня — а кажется, будто я ребенок в сравнении с ней! Ах, почему я родилась северянкой, среди варваров! Родись я княжной, как она, или хотя бы простой аморийской патрисой, я бы могла всегда носить такие платья, ну, может, чуть похуже, танцевать на балах, тратить деньги, делать, что захочу, и сводить мужчин с ума своей красотой… Ах! Господи, она права: я и не знала, как я красива! И все же она, пожалуй, красивей меня… Одно лишь посмотреть, как ступает она своими точеными ножками"…

Вот так размышляла сама с собой принцесса Кримхильда, не догадываясь, что сокровенные мысли ее вовсе не являются тайной для княгини Софии Юстины. "Учись, учись у меня, дорогая, — думала в то же самое время София. — Очень может быть, тебе моя наука пригодится. Во всяком случае, я ради этого постараюсь!".

— Ваше сиятельство, могу ли я задать вам вопрос? — внезапно обратилась к ней Кримхильда.

— Разумеется, дорогая. Задавайте.

— Почему вы помогаете мне, ваше сиятельство?

"Она неглупа, — отметила София. — И это замечательно! Теперь от моего ответа, возможно, зависит моя карьера. Важно ответить так, чтобы она не заподозрила меня в неискренности. Варвары порой бывают весьма проницательны".

— Потому что вы мне нравитесь. Но это, признаюсь, не единственная причина.

— Ага! Я так и знала, — прошептала принцесса.

— Вторая причина в том, что я, как никто другой в этой стране, желаю мира между аморийцами и народами Севера. А мир непрочен без личной дружбы между правителями государств…

— Но я же — не правитель государства и никогда им не буду! — с удивлением отозвалась Кримхильда.

— Вы дочь правителя, и этого достаточно, — парировала София, а сама подумала: "Да, пожалуй, пока достаточно. Не все сразу. Нельзя ее перепугать". — Наконец, моя дорогая, вы женщина и я женщина. Вот вам третья причина: я помогаю вам из женской солидарности… Разве этого мало, чтобы увериться в моей искренности?!

— О, нет, ваше сиятельство, я вам верю!

"Очень рада буду, если это так", — подумала София Юстина.

Тем временем они вышли во двор, где их уже ждал личный мобиль дочери первого министра. Мобиль представлял собой вытянутый приблизительно на пять мер в длину и две меры в ширину снаряд обтекаемой формы, отдаленно напоминающий лодку-плоскодонку, вырубленную из цельного древесного ствола. Мобиль имел приятный серовато-серебристый цвет; вообще аморийцы, как давно подметила Кримхильда, в согласии со своей верой, в которой каждому аватару соответствовал строго определенный цвет, признавали лишь однотонные расцветки. Потому, кстати, подумала она, София Юстина одела ее в зеленые тона, соответствующие аватару Химере, со вчерашнего дня небесному покровителю нарбоннской принцессы.

Мобиль опирался на три небольших колеса: два сзади и одно спереди, там, где обтекаемый конус переходил в горизонтальную иглу, наподобие тарана. Спереди, над этим самым "тараном", сверкал стилизованный знак Пегаса. С обеих сторон корпуса мобиля располагались по одной дверце с геральдическим символом семейства Юстинов.

София открыла правую дверцу и пригласила гостью внутрь. Кримхильда испуганно попятилась. Да, конечно, в Темисии она видела такие самодвижущиеся машины, но мысль самой отправиться в путь на мобиле ввергала ее в ужас.

— Вы совершили столько решительных поступков сегодня, моя дорогая, — с укоризненной улыбкой заметила София, — что вам не составит труда совершить еще один. Ну же, залезайте!

Кримхильда зарделась, сделала шаг к мобилю — и остановилась.

— А если… — начала она.

— А если мы разобьемся, вы хотите спросить? Ну, тогда, я думаю, мы погибнем вместе, — с истинно аморийским фатализмом отшутилась София и прибавила, уже более строгим тоном: — Не заставляйте меня разочаровываться в вас, дорогая.

"А, будь что будет!", — снова подумала Кримхильда; на самом деле в присутствии Софии Юстины она начинала ощущать силу и уверенность, исходящие от молодой княгини, и это очень успокаивало…

Когда Кримхильда заняла место справа, София устроилась рядом. Внутри мобиль оказался гораздо меньше кареты. И здесь не было ни кучера, ни слуг — только две женщины; больше места ни для кого бы не хватило. Слева, прямо перед креслом, где сидела София, располагались какие-то кнопки и прочие приспособления, назначение которых Кримхильде не было понятно; а прямо из передней стенки, как раз меж кнопок, вырастал небольшой черный стержень с венчающей его фигурной перекладиной. София положила руки на края этой перекладины и вдавила нечто большими пальцами обеих рук. Кнопки зажглись, превратившись в разноцветные лампочки, затем послышалось тихое жужжание.

— Эта машина поедет, если только за рулем буду я, — пояснила София. — Она имеет встроенный дактилоскоп.

— Ясно, — выдавила из себя принцесса, чтобы хоть что-то сказать.

Безо всякого усилия мобиль сдвинулся с места и мягко покатил к воротам. Челядинцы уже открывали их.

— Мы едем! — в радостном изумлении воскликнула Кримхильда.

— Еще бы нам не ехать! — усмехнулась София. — Пока сияет над нашей страной Божественный Эфир, мы, аморийцы, будем ездить, летать, плавать куда и когда захотим! Ну разумеется, если не забудем, как надлежит правильно распоряжаться священной силой.

Чтобы пылевые выбросы гигантского города не повредили дорогие наряды и макияж, София Юстина единственным нажатием какого-то рычага облекла кабину мобиля герметичным стеклянным навесом.

Они выехали из квартала древних дворцов, пересекли проспект Береники и Палатинский проспект. Никуда не сворачивая, мобиль мягко катился по гладкому бетону Княжеской улицы. Как и все улицы в Темисии, Княжеская была строго ориентирована по сторонам света, она шла от северной окраины космополиса до Старой Набережной озера Феб.