Борис Толчинский - Нарбоннский вепрь

— Я не могу. Разве забыл ты, Марс, я обещала Круну пощадить его страну…

Он рассмеялся смехом, который заставил меня вздрогнуть.

— И это называется, ты пощадила?! Взгляни на эту землю — haec facies Trojae, cum caperetur, erat! [79] "Таков был облик Трои в час ее пленения!" (лат.)

— Умолкни… И без тебя больно.

Марс метнул на меня тяжелый взгляд.

— Нет, я не все еще сказал! Я тут четыре месяца живу, воюю, управляю и, кажется, кое-что понял! Знаю, ты меня умнее, и намного, ты даже гениальна как политик. Но ты ощущаешь здешнюю жизнь мозгами, а я каждодневно вижу ее глазами! Тебе бы внять моим словам!

— Говори, — вздохнув, кивнула я.

— Мои солдаты ропщут. Когда была война, они сражались и радовались всякой битве. Это их работа. Но теперь… теперь у них работа уцелеть! Язычники неугомонны; ежедневно я теряю по пять-семь солдат, а в иной день и двадцать. А когда я предпринимаю карательную экспедицию, дикари прячутся по своим лесам, где они знают каждую осину. Если так пойдет и дальше, к исходу года от легиона останется одна претория, и узурпатор, даже будучи в плену, добьется своего! Я расскажу тебе, что приключилось в городке Фюркате. Однажды ночью кто-то перебил весь гарнизон легионеров! И тишина… А в городке мятежных войск ведь не осталось вовсе! Кто это сотворил? Я так и не узнал. Ответь, что было делать мне, если кто угодно может быть виновен или невинен?! И в каждом поселении такое. Я не могу присматривать за всей страной. Я не тюремщик, а солдат! От легиона остались почти шесть тысяч воинов. Я их рассредоточил по стране: в каждом крупном городе стоит когорта, в городке поменьше — центурия, в крепостях — по турме… И всякий день я получаю отовсюду известия о ночных налетах на моих солдат! Так не может продолжаться бесконечно! Легионеры воевать должны, их заплечным делам не обучали!..

— А что Кримхильда?

Кисти рук Марсия сжались в кулаки.

— Клянусь, ее бы первую повесил на осине! И тем бы спас своих солдат. Почему мои легионеры должны платить кровью за то, чтобы эта кукла могла носить корону герцогини?!

— Quoedam saturationes minus succedunt. [80] "Некоторые блюда удаются меньше" (лат.) Увы! Политика несправедлива, Марс.

— Твоя политика зашла в тупик, — тихо произнес он. — Я это говорю, потому что люблю тебя. Пока еще не поздно, поменяй ее!

— Что? Или кого? Политику или герцогиню?

— Подземная темница во дворце всегда полна. Мне говорили, что при Круне служили три палача — сейчас их десять, а она — одиннадцатая, палач над всеми палачами! Она находит удовольствие в жестоких пытках. Сама пытает узников, не разбирая, кто есть кто, и все об этом знают…

— Кто все?!

— Ее народ. А ты боишься, что узнают в Темисии?

— Это плохо, Марс. Ты не выполнил мою волю. Я велела держать эскапады Кримхильды в глубокой тайне.

— Как можно утаить такое?! Это не в моих силах. Все знают и все ненавидят. Ее — так даже больше, чем нас. Но гибнем мы, а не она! Я, вероятно, должен радоваться, ибо победил мятежников, они разгромлены, и узурпатор у меня в плену… мне, кстати, пришлось приставить к его камере усиленную охрану, которая не только сторожит, но также проверяет пищу; эта кукла алчет любой ценой расправиться с родным братом, даже назло мне и тебе. Ты понимаешь, она психически неуравновешенная особа! Власть не по силам ей, она не понимает, что такое власть. Да и как она может понять, если всего год назад она была никем, а сегодня ты заставила ее нести бремя власти в такой тяжелой стране, с которой не всякий муж способен совладать?! Ты создавала Кримхильду подобием себя. Но она — не ты и никогда тобой не станет, ее судьба другая! Верно говорили древние: honores mutant mores [81] "Почести изменяют нравы" (лат.) !.. Ну, как, скажи, я должен радоваться нашей победе?!

Он много говорил еще, изливая мне свою душу. Он словно и не помнил, о чем я первая его предупреждала… Да, он был прав — если не во всем, то во многом, особенно насчет Кримхильды. Это удивляло меня, ибо Марсий не был доктором трех наук, как я. Он изменился, и я со смешанным чувством гордости и ревности понимала, что мой воинственный бог гораздо умнее, чем я привыкла считать.

А что касается Кримхильды… Она выросла в замкнутом мирке, подобно всем знатным галльским женщинам; такова была воля могучего отца, привыкшего защищать слабых и любимых от превратностей суровой Фаты. Я превратила в развалины этот благостный мирок. Год тому назад, в Темисии, я соблазнила молодую принцессу благами нашей великозвездной цивилизации. Она увидела сказку. Я не послушалась предостережений Круна и внушила его дочери мысль, что она, Кримхильда, достойна лучшей доли, достойна уважения, достойна власти, наконец. Так началось превращение Кримхильды из содержанки в собственницу. Это превращение случилось слишком быстро: теперь я понимаю, что ее психика просто не успела приспособиться к новому укладу жизни. Когда принцесса начала брать на себя больше дозволенного варварским женщинам, отношение к ней окружающих стало враждебным. А она не смогла придумать иной защиты, кроме агрессии. Неудивительно, что со временем в Кримхильде взыграло наследие первобытных предков, и она превратилась в рабу самых низменных своих инстинктов. Душа ее потеряла покой, она отныне воевала против всех, кто подвергал сомнению ее "естественные права"; поскольку их вождем был ее родной брат, он стал для нее воплощением абсолютного зла. Апогей этой страшной войны случился на моих глазах, в тот день, когда Кримхильда потеряла отца, который для нее был центром мироздания, любимого мужа и едва не погибла сама; в ее представлении главным убийцей был Варг. Ее неокрепшее сознание не смогло пережить эти тягчайшие психические травмы. Я думаю, именно тогда Кримхильда возненавидела свою страну и свой народ. Став герцогиней, она уже не могла этим народом править — если не явно, то подсознательно она мечтала уничтожить всех, кто так или иначе оказывался причастен к ее бедам и унижениям, от родного брата до безымянного ополченца мятежного войска. Власть предоставляла ей такую возможность. Вот почему она находила отдохновение в жестоких пытках заключенных: через эти пытки она утоляла свою заветную мечту! Так завершилось превращение Кримхильды из робкой овечки в алчущую крови дьяволицу…

Неожиданное происшествие отвлекло меня от этих мыслей. Внезапно моя карета содрогнулась, словно проваливаясь куда-то, и встала. Я не удержала равновесие и больно ударилась о стенку. В первое мгновение я решила, что на нас напали, и, к стыду своему, испугалась. Однако карета всего лишь угодила в большую яму на дороге; вскоре легионеры вытащили ее, и наш кортеж продолжил путь.

— Проклятые дороги, — пробурчал у моего окна Марсий. — Вернее, тут совсем их нет. Одна земля да глина…