Борис Толчинский - Боги выбирают сильных

Она произнесла последние слова под одобрительный хохот толпы.

Андрей понял, что проиграл.

И еще он вдруг увидел, как костыль, который держала Юстина, вздымается и движется к нему, Андрею Интелику!

Продолжение «Илиады» само собой припомнилось ему: «Рек — и скиптром его по хребту и плечам он ударил…».

«Она хочет ударить меня эти костылем, как Одиссей ударил скипетром Терсита, — подумалось ему. — Но этот костыль тяжелее скипетра… Она меня убьет!».

И, защищаясь, Андрей обеими руками оттолкнул угрозу…

Со стороны же было видно, как он внезапно кинулся на женщину — и, ударив обеими руками, столкнул с каменного помоста… София, отчаянно вскрикнув, упала на землю, затылком вниз…

Толпа, узрев такое, в ужасе отпрянула. …Медея тоже видела все это — и, когда София вдруг упала, Медея поняла, что именно сей миг, сие мгновение и есть та кульминация, тот час великой истины для нее, Медеи, тот момент, ради которого София согласилась взять ее с собой на митинг. «Она не могла не предвидеть такого, — сказала себе Медея. — Она не могла умереть!».

Все эти мысли мгновенно пронеслись в мозгу Медеи и воззвали к действиям. Медея подлетела к распростертому телу подруги, но не затем, чтобы припасть к нему… Медея сотворила разгневанное лицо и, указывая пальцем на Андрея, возгласила тоном приговора:

— Он посягнул на нашу любовь!

Она еще не знала, знать не могла, что эта ее фраза станет крылатым афоризмом грядущего террора…

— Это не я… не я! — испуганно вымолвил Андрея. — Она сама! Она меня убить хотела!

Медея бросила быстрый взгляд на тело подруги и воскликнула:

— Хватайте его, люди! Этот ничтожный убил великородную княгиню!

Никто еще не успел сдвинуться с места, как Андрей, лицом подобный утопленнику, жалобно пискнул:

— Нет, вы не можете меня схватить: я неприкосновенный делегат!

Однако он хорошо знал нравы своих недавних сторонников… Андрей Интелик спрыгнул с трибуны и просто убежал во тьму — «Быстрее Пегаса», как скажет потом Медея Тамина…

Однако сейчас она преклонилась к Софии и нащупала пульс. У тела появились двое, мужчина и женщина из толпы. Мужчина назвался врачом и сразу принялся оказывать Софии помощь, а женщина… женщиной была та самая домохозяйка, мать воина Глафкоса. Она упала на колени и запричитала:

— Прости меня… прости!

И Медея догадалась, что мольбы эти были обращены Софии…

Толпа тем временем пришла в движение. Пораженная ужасом содеянного злодеяния и страхом неизбежного возмездия, люди кинулись прочь с Форума. Началась давка; тут и пригодились загодя призванные Медеей стражи порядка…

— С ней будет все в порядке, — сказал врач, — но нужно поскорее отвести ее в больницу… в Клинику Фортунатов, я имею в виду.

— Нет, — отрезала Медея, — ее немедля отвезут во дворец Юстинов.

Вы слышите, центурион? Исполняйте!

Врач с удивлением воззрился на нее, одетую в простой плебейский плащ:

— Вы тоже врач?!

— Я лучший врач, чем вы, — с усмешкой ответствовала проконсул Медея Тамина, — потому что вы служите Асклепию, а я служу Зевсу!

Покинув Клинику Фортунатов, князь Марсий Милиссин не сразу отправился на встречу с Софией. Прежде всего он заехал во дворец Марцеллинов, где повидался с Эстеллой, своей старшей сестрой и женой Корнелия. От сестры Марсий узнал то, что не успел узнать у шурина: медики, излечившие от помутнения рассудка ныне покойную мать Корнелия, жили и работали в центре психиатрической реабилитации, который располагался в горах Киферона. Эстелла подтвердила, что Корнелий в самом деле числит этих специалистов своими личными друзьями и в самом деле готов помочь. На вопрос Марсия, почему же Клеменцию до сих пор держат в Темисии, Эстелла ответила, что без него, Марсия, не хотели принимать решение… Марсий снова почувствовал себя виноватым, так как не был готов дать сестре однозначный ответ; он поспешил уехать, а Эстелла, довольная тем, как выполнила важное поручение мужа-господина, удалилась на покой.

В сгустившихся сумерках Марсий скитался по городу. Люди узнавали популярного генерала и приветствовали его, но Марсий никого не замечал: он думал.

Читателю нетрудно догадаться, о ком и о чем были горестные думы Марсия. Несколько раз он проезжал мимо Форума; где-то в глубине, как водится, кипел плебейский митинг… когда Марсий проехал мимо Форума в последний раз, шума митинга уже не было слышно, зато по проспекту Фортуната двигались группы возбужденных граждан… впрочем, ему не было до этих простолюдинов никакого дела. Его несколько раз окликали, но он не слышал окликов. Так ничего и не решив для себя, он направился во дворец Юстинов.

Башенные часы Пантеона пробили полночь.

Улицы Княжеского квартала обычно безлюдны в это время — жизнь кипит во дворцах. И потому Марсий подивился, обнаружив на улицах квартала непонятное движение. Какие-то подозрительные люди сновали мимо величественных дворцов; подозрительными эти люди казались Марсию по той простой причине, что были они плебеями, а плебеям, да еще в таком количестве, и ночью, в квартале князей делать нечего.

Подозрения Марсия усугубились, когда он понял, что народ движется по направлению к фамильному дворцу его матери. Страшная догадка шевельнулась в голове… Марсий больно пришпорил коня. Верный скакун, не ожидавший от хозяина такой жестокости, встал на дыбы и заржал. Прохожие в испуге шарахнулись от скакуна. Минутой позже конь едва не задавил двоих, мужчину и женщину.

— Прочь с дороги, плебеи! — рявкнул Марсий.

Он добрался до фамильного дворца Милиссинов — но, к радостному удивлению его, люди проходили мимо, их путь лежал дальше, вглубь Княжеского квартала. Марсий окликнул прохожих, но те, увидев генерал-легата, вместо того чтобы покорно ответствовать ему, прятали глаза и торопились удалиться.

Подобное поведение черни разозлило князя. Марсий выбрал наугад какого-то плебея и, стремительно наехав на него, схватил за ворот плаща.

— Что тут творится, отвечай!

Плебей решительно вырвался, но убегать не стал. Подняв на Марсия тяжелый взгляд, он отозвался:

— А вы не тыкайте мне, ваше сиятельство, я старше вас и уж, наверное, честнее! Хорош же вы герой, когда прекраснейшая среди смертных должна за вас страдать перед народом!

«Он говорит о Софии!», — сразу догадался Марсий, и сердце в груди неистово затрепетало. Новая догадка, еще страшнее первой, пронеслась в его мозгу. Марсий отпустил плебея и, полный самых жутких предчувствий, устремился в направлении дворца Юстинов. Тяжелые слова плебея набатом громыхали в его мозгу.