Борис Толчинский - Боги выбирают сильных

Юстиновский дворец был окружен толпой. Проломив ее, Марсий добрался до ворот. Дворцовая стража не сразу узнала его, зато толпа обрушилась с упреками. Не обращая на толпу внимания, Марсий обнажил именной генеральский кинжал и прогремел:

— Эй, открывайте, живо, иначе, клянусь кровью Фортуната, я разнесу эти врата!

Его наконец впустили. Марсий спрыгнул с коня и устремился внутрь… он знал дорогу в личные покои Софии.

На пути ему встретился Корнелий Марцеллин. Шурин был бледен лицом, но спокоен. Не помня себя, Марсий схватил его за грудки и прижал к стене.

— Это твоя работа, признавайся! Ты ищешь смерти, негодяй!

Полузадушенный Корнелий отчаянно замотал головой, и в этот момент кто-то тронул Марсия за локоть. Он обернулся и увидел Юния Лонгина.

— Первый министр ни в чем не виноват, — веско сказал Юний. — Для всех будет лучше, если вы оставите его, князь.

Марсий отпустил Корнелия и обрушился на Юния:

— А ты чего тут делаешь, как там тебя?!

— А вы чего тут делаете, князь? — тотчас отозвался Юний. — Разве вы ее муж?!

Марсий, послав Юнию уничижающий взгляд, умчался дальше. Корнелий и Юний переглянулись. Консул оправил белоснежный калазирис и глубокомысленно заметил:

— Amare et sapere vix deo comeditur. [95] «Любить и разуметь едва ли и богу возможно» (лат.)

— Ты не думаешь, Корнелий, что этот человек может быть опасен?

Корнелий рассмеялся от души.

— Опасен?! Для нашей чаровницы? Она сама сразит кого угодно одним лишь взглядом, молнии подобным. Хм!.. Тем более никчемного Париса, который перед ней ничем похвастаться не может, помимо складной внешности.

— Во всяком случае, теперь у нее есть надежное объяснение, почему она не родит ему ребенка, — проницательно подметил Юний.

— И это к лучшему, — с многозначительной улыбкой согласился консул.

Тем временем Марсий добрался до опочивальни Софии. У дверей стояла стража, не пропускавшая никого, кроме медиков. Марсий остановил знакомого доктора, и тот поведал подробности вечернего происшествия. От сердца Марсия отлегло, когда врач заверил, что жизни и здоровью Софии ничего не угрожает, она пришла в сознание и сейчас почивает… Но, вспомнив о ее беременности, он с внутренним трепетом спросил:

— Ее ребенок… с ним тоже все в порядке?

Доктор с заметным удивлением уставился на генерала.

— Я спрашиваю о будущем ребенке, — терпеливо пояснил Марсий, — которого она вынашивала. С ним все в порядке… или нет?

— Вы говорите, ваше сиятельство, «она вынашивала»… — пробормотал врач. — Но как такое может быть? Я лично осмотрел ее светлость… и не заметил признаков беременности.

— Нет, нет! — убежденно молвил Марсий. — Она беременна, я это точно знаю! Скажите правду мне: она потеряла его… моего ребенка?

Доктор смущенно покачал головой; не будучи наивным человеком, он понял, что здесь имеют место некие интриги, в которые ему вникать не след. Вдруг отворилась дверь опочивальни, и показалась Медея Тамина.

Доктор понял, что это идет его спасение, и шепнул Марсию:

— Спросите у ее превосходительства, она все знает! — и поспешил ретироваться.

Новый облик Медеи не понравился Марсию. Собственно, он всегда недолюбливал эту женщину, ревнуя ее к Софии. Сейчас же две большие звезды на ее калазирисе, равные его двум генеральским звездам, особенно задели Марсия. Усугубляя его неприятие, Медея приняла начальственный вид и проговорила:

— Ты не должен был являться сюда и устраивать такой шум.

— Кто ты такая, чтобы мне указывать?! — вспыхнул Марсий; вспомнив о ребенке, он усмирил свой гнев и вопросил: — Как он?

— Он?

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, — процедил он. — Ну, отвечай, иначе…

Медея внутренне усмехнулась: она нисколько не боялась его. И нисколько не жалела. Она тоже недолюбливала Марсия, за его великокняжескую спесь, и чувствовала свое превосходство. Ей бы хотелось проучить его, но, вспомнив, что превыше собственных желаний следует ставить интересы Софии, Медея сотворила скорбное лицо и молвила:

— Крепись, Марсий. Она его потеряла.

— Проклятие!.. — простонал он.

— Крепись, — повторила Медея, — ибо твоя поддержка нужна ей, как и прежде. Но, прошу тебя, не сейчас и не здесь! Тебя не должны видеть. Ты же не хочешь, чтобы о вашей связи узнал весь свет?

— А мне плевать! — с горечью воскликнул он. — Я потерял ребенка!

А, что я говорю с тобой… тебе, не бывшей матерью, разве понять, что значат дети!

«Ты мне заплатишь за такое оскорбление. Мифический ребенок — отнюдь не все, что потерять тебе придется!», — подумала Медея, а вслух сказала:

— Возьми себя в руки! Ты должен уйти; когда будет можно, я пошлю за тобой.

Наполненные гневом глаза заставили ее отступить.

— С дороги! — яростно прошептал Марсий — и, отстранив Медею, ворвался в опочивальню.

Медея пожала плечами. Из-за спины послышался насмешливый голос Корнелия:

— Мне мнится, дорогая архонтесса, вы тоже больше не нужны!

Медея вздрогнула: этот голос и эти слова испугали ее сильнее гневных глаз Марсия. Она обернулась.

— Я не заметила, как вы подошли, ваше высокопревосходительство.

Корнелий галантно кивнул.

— Благодарю за комплимент. Мой стиль таков: подкрадываться незаметно и наносить удар, когда его не ждут. Мы в этом схожи с вашей обожаемой подругой, дорогая.

— Тогда зачем вы это говорите мне?

Корнелий улыбнулся, тем заставив Медею побледнеть. Если София внушала ей благоговейный трепет, то этот человек излучал неизъяснимый ужас. Контраст между его дружелюбным внешним видом, вежливыми речами и затаенным смыслом тех речей завораживал.

— Вы нравитесь мне, Медея Тамина, — сказал Корнелий. — Вы не случайный человек подле Софии, как наш воинственный приятель. Вы красивы, умны, особенно для провинциалки, и абсолютно беспринципны…

— Ваше положение не дает вам право оскорблять женщину!

— Успокойтесь, дорогая, — заговорщически шепнул Корнелий, — нас никто не слышит! Но вы-то понимаете, что я сказал ответный комплимент. Не многого стоили бы вы, будучи фанатичной дурой, как мать нашего вспыльчивого друга, к примеру. Конечно, вы преданны Софии, и нынче эту преданность блестяще доказали: amicus certus in re incerta cernitur [96] «Верный друг познается в неверном деле» (лат.) .

Мне доложили происшествие во всех подробностях, и я не мог не восхититься вашими действиями. Они были точны, уместны, энергичны. Вы сумели сориентировать в непривычной обстановке, среди враждебного людского стада. Это было очень непросто, но вы смогли! И, самое главное, у вас достало воли и ума последовать за подругой, даже когда она ввязалась в самоубийственную авантюру.

— Я вас не понимаю, ваше… — прошептала Медея; его слова обволакивали ее, как трясина, и она не знала, как выбраться оттуда…