Борис Толчинский - Боги выбирают сильных

«Пока отец мой знает, что я с тобой, можешь не ждать убийц».

«Не верю твоему отцу, — ответил герцог. — Он низкий человек. Таким я называю всякого, кто от детей отрекся. Предавший собственную дочь способен на любую гнусность».

«Отец мой очень сложный человек. По-твоему, он воплощение злодея. И это правда. Правда, да не вся… Когда-нибудь я расскажу тебе, что он со мной творил. Нет, не сейчас… еще не время! Сейчас ты должен осознать другое: отец мой меня любит. Эта любовь странная, но она живет.

Пойми, в душе он не отрекся от меня; я так считаю. Он передал меня тебе.

Корнелий знает, ты защитишь меня. Но если что со мной случится…».

«Я не боюсь его, родная, и ничего с тобой не будет».

«Пойми, он очень страшный. Наше счастье, что у власти София. Если отец вырвет у нее власть, он заберет меня обратно, чтобы любить, как прежде любил».

«Я не отдам тебя!».

«Если он чего-то очень хочет, он не останавливается ни перед чем. Но я тебя не оставлю. Пока мы вместе, он тебя не тронет, мой любимый».

«Ты это говоришь из жалости?».

«Ну что ты, и в мыслях не было такого!».

«Теперь запомни, Дора: ты со мной не как заложница для твоего отца, а как моя жена. И я сумею защитить тебя, чего бы он там не задумывал, злодей!».

Вот так ответил герцог, настоящий рыцарь, — и, право же, в этот момент я сам не удержался, похвалил обоих. Еще подумал я тогда: против такой любви злодей не страшен!

А все ж таки как славно, что заправлять у амореев Юстина станет: сентиментальную девицу мы обхитрим скорее, чем одолеем злобного Корнелия!

Насчет Юстины герцог как-то объяснил: «Она многому научила меня.

Главное, она научила меня понимать врага. Понимание, помноженное на ненависть, даст силу одолеть врага. Даже такого, как она и ее алчная Империя».

Никто не заберет у нас свободу, ни умная Юстина, ни хитрый Марцеллин, ни кто другой из амореев! …Шел снег. Белые хлопья ложились под копыта наших лошадей. Я задрал голову вверх, туда, откуда сыпались они, и еще успел подумать, как славно, что этот чистый белый снег больше не будет топтать сапог проклятого легионера. Я это успел подумать — и в тот момент увидел чудо. Я увидел его первым!

— Смотрите! — воскликнул я. — Сам одноглазый Вотан приветствует нашу победу!

Все посмотрели вверх и тоже увидели это чудо. В небесной вышине верхом на восьминогом Слейпнире парил и потрясал копьем Гунгнир, приветствуя нашу победу, владыка Вальхаллы, а на плечах его сидели два мудрых ворона, Хугин-Мысль и Мугин-Память…

Тут взгляд мой обратился к герцогу. Я обомлел. Его лицо вмиг стало белым, как этот свежий снег. Кругом нас радовались наши друзья, красавица Доротея показывала маленькому Свенельду великое чудо, — но мой отважный государь сидел на лошади, как пикою пронзенный, кудри его вороные стояли дыбом, глаза выкатились из орбит, точно не бога истинного увидел он, а чудище какое или мертвеца, восставшего из царства Хель…

И я услышал странные слова, которые срывались с его вмиг посеревших губ:

— Они… они живые!.. Аэросфера и корабль… Мое бегство… Мое спасение… И эти сны!.. Это они, они… опять, опять они!

Я вдруг постиг, о чем подумал он, и свет померк перед глазами: мне против воли припомнилась ночь в раннем детстве, когда пьяный отец упрятал меня в глубокий погреб, полный страшных крыс. Помню, сидел во тьме кромешной, забившись в угол, и видел в этой тьме голодные глаза, тысячи красных огоньков, и ждал, когда проклятые твари набросятся на меня…

Но крыс не оказалось там, я отсидел и вышел; с тех пор я ненавижу крыс… Уж лучше б я столкнулся с тварями тогда; быть может, теперь бы знал, как сладить с этими, в людском обличии…

— Они вернулись… нет, никуда не уходили… душа моя потребна им!.. — шептал мой светлый герцог.

А одноглазый Вотан парил средь хлопьев снега и потрясал своим копьем.

В отеческих богов не верил больше я. Их нет, дозволивших такое.

Есть только мы, наши исконные враги — и крысы, которые питаются враждой.

— Какое удивительное чудо, — услышал я вдруг дрожащий от волнения голос Доротеи. — Я впервые вижу настоящего бога! Его, кажется, Вотаном зовут?

— Это не бог, — глухо сказал я. — Это…

Я осекся, встретив пронзительный взгляд герцога.

— Да, это Вотан, — кивнула Доротея, — нет никаких сомнений! А ты о ком подумал, благородный друг?

Она прежде никогда не называла меня так, а только по имени…

— О крысах, — признался я.

Мой друг и господин, как видно, собою овладевший, звучно расхохотался, но показалось мне, что смех его тяжел, не от души идет, а от душевного страдания… Я, впрочем, тут же перестал об этом думать, поскольку герцог повелел мне рассказать историю о Вотане и сыне Вотана Донаре.

Я говорил, а Доротея слушала, и Свенельд тоже, хотя навряд ли понимал.

Что же до Вотана Одноглазого, то скоро сгинул он.

Когда я закончил, Доротея устремила на меня свой ясный взгляд и мечтательно промолвила:

— Ах, какие были герои! Какие были чудеса!

— Еще и не такие будут чудеса, — пробурчал мой государь. — А что до тех героев… похоже, нам придется превзойти их.

— Я верю в тебя любимый, — сказала Доротея. — Тебя великая победа ждет, и… — …Ойкумена содрогнется от моих шагов, — закончил герцог.

Так мы приехали в голодную Нарбонну. Н-да…

…Abyssus abyssum invocat in voce cataractarum tuarum — Бездна призывает бездну голосом водопадов твоих…

(продолжение в книге “Воскресшие и мстящие”)

© Copyright Борис Толчинский

Речь Ахилла после первой битвы с Гектором, из которой Гектора выручил Аполлон.

Игра слов: латинское имя Кассий означает «пустой».

«Правда с языка сорвалась!» (лат.)

«Наслаждение без опасности меньше приятно» (лат.)

«Вот так глупец…» (лат.)

Т.е. сделать военным министром.

«Ты одна мне отрада, ослепли для римских красавиц, кроме тебя лишь одной, очи мои навсегда» (лат.)

«Ты утешенье в заботах моих, ты светоч во мраке, ты и в безлюдье пустынь будешь весь мир для меня» (лат.)

«С ним кончено!» (лат.)

«Отлично!» (лат.)

«Судьба никогда не благоприятствует нам с подлинной искренностью» (лат.)

«Следовательно» (лат.)

«Эриния из трагедии» (лат.)

Т.е. Клавдий Петрин и Гораций Даласин играли в шахматы.

«Нет худа без добра» (лат.)

«Хвалитель былых времен» (лат.)

«Серьезное — на завтра» (лат.)

«Падений жалких в жизни не ведая,